Три златорунных барана

Было ль, а может, и не было, жил на свете молодой пастух, жил не тужил -  да и с чего бы ему тужить, ежели пас он собственную отару, а в той отаре было овец девяносто девять голов да три златорунных барана. Вся отара была хороша, а уж этим трём баранам в целом свете равных не сыскать, сам король таким позавидовал бы. Но и пастух цену им знал, берёг как зеницу ока. Даже спал, словно заяц, вполглаза; одним глазом спит, другим за баранами приглядывает.

Но вот настала зима, надо с овцами в загон возвращаться, да вот беда: плохие в том году уродились травы, нет сена нигде. Что делать? Пропадут и овцы, и бараны златорунные от бескормицы! "Нет,-  думает пастух,-  сиднем сидеть да охать -  делу не подмога, погоню отару куда глаза глядят, может, и найду места побогаче, прокормлю животных до весны".

Двинулись они в путь. Впереди три барана златорунных бредут, блеют жалобно, ведь два дня уже клочка сена не видели. Долго ли шли, коротко ли, пришли в лес дремучий. А посреди того леса -  большая- пребольшая поляна, и по всей поляне стога сена стоят, столько их там было, что не сосчитать.

Ох и обрадовался пастух! "Ну,-  говорит себе,-  дальше нипочём не пойду, ничьего приказа, даже короля -  да хоть Понтия Пилата самого!-  не послушаюсь! Чьё б сено ни было, здесь останусь". Мигом разбросал пастух вилами ближний стожок -  овцы на него так и накинулись, всё подобрали, до последней травинки.

Так целый день прошёл: пастух стожки один за другим по поляне раскидывает, овцы следом идут, насыщаются. А кругом -  ни души.

На другой день, едва рассвет занялся, выходит на поляну великан, да такой громадный -  небо головой задевает!-  и говорит пастуху злобно:

- Как посмел ты, человечье отродье, моё сено своим овцам скормить?!

У бедного парня душа в пятки ушла: долго ли этакому великану человека прикончить? Ногой наступит -  сразу и дух вон.

- Не серчайте, сударь, великан дядюшка, заплачу я вам за то сено, что мои овцы съели,-  говорит пастух великану.

- Мне твои деньги ни к чему,-  отвечает великан.-  А ну- ка, быстро тридцать три овцы зарежь да одного барана златорунного. И зажарь их всех поживее, потому как я нынче ещё не завтракал.

Что было делать пастуху? Зарезал он, бедная головушка, тридцать три овцы драгоценных да одного барана златорунного. Великан вытащил на поляну большущий котёл, побросали они в котёл гору мяса, развели под котлом огонь. Вмиг поспело мясо, великан вынул из- за голенища ложку и -  хотите верьте, хотите не верьте -  только три раза зачерпнул, а в котле уж ни кусочка малого не осталось! Повернулся великан и, слова не сказавши, ушёл, словно его и не было.

"Ну,-  думает пастух,-  дорого же я заплатил за это сено!" Подумал: остаться ли, дальше податься ли? Решил с места не трогаться. Пусть, коль на то пошло, великан и остальных овец сожрёт, ему, пастуху, уже всё равно.

Разбросал он ещё два- три стожка, накормил овец до отвала. На другое утро опять является великан. Кричит пастуху:

- Скорее, парень, зарежь тридцать три овечки да одного барана златорунного, я нынче ещё не завтракал!

Что делать? Заколол пастух ещё тридцать три овцы да одного барана. Великан и в этот раз трижды ложкой зачерпнул, всё варево сожрал и подался своей дорогою, сытый, довольный.

Осталось у пастуха тридцать три овечки и один- единственный баран златорунный. Не мог он, бедный, смотреть на них, сердце кровью обливалось. Если и этих великан сожрёт, останется он ни с чем, по миру пойдёт, сирый и одинокий.

Наступило третье утро -  и что же? Опять является великан, кричит ещё издали:

- Э-ге-гей, пастух! Они ещё живы, овцы твои? А ну, быстро забей всех до одной, и барана тоже, а не то умрёшь страшной смертью!

Взмолился пастух, стал пощады просить, хоть последнего добра не лишать, но великан и слушать не стал, хвоста овечьего и того не уступил.

- Ты, парень, вот что,-  гаркнул великан гневно,-  ты мне перечить не смей, а то быть тебе самому в котле!

Забил пастух последних своих овец и барана последнего, покидал в котёл гору мяса, стоит у костра, жердью большой в котле мешает. Горько ему.

А великан тем временем вздремнуть решил у костра.

"Ну, погоди ж, ненасытный,-  думает пастух,-  этого мяса тебе не видать как своих ушей". Зачерпнул он ложкой великаньей кипящего жиру да и плеснул великану в глаза. Взревел великан, подскочил, стал по поляне метаться, топает ножищами -  пастуха норовит раздавить.

- Попадись только в руки мне, человечье отродье,-  вопит великан.-  Ослепил ты меня, но и тебе не поздоровится!

Шарил- шарил великан по поляне, ножищами топал и туда и сюда поворачивался, да только не было ему удачи.