Летучий корабль

Царь рассудил, что отдавать свою дочь за простого мужика не приходится, и стал думать, как бы от такого зятя избавиться. Вот и придумал:

- Стану я ему задавать разные трудные задачи.

Тотчас посылает к дурню с приказом, чтобы он достал ему, пока царский обед покончится, целющей и живущей воды.

В то время как царь отдавал этот приказ своему слуге, первый встречный (тот самый, который слушал, что́ на том свете делается) услыхал царские речи и рассказал дурню.

- Что же я теперь делать буду? Да я и за год, а может быть, и весь свой век не найду такой воды!

- Не бойся, — сказал ему скороход, — я за тебя справлюсь.

Пришел слуга и объявил царский приказ.

- Скажи: принесу! — отозвался дурень; а товарищ его отвязал свою ногу от уха, побежал и мигом набрал целющей и живущей воды:

- Успею, — думает, — воротиться! — присел под мельницей отдохнуть и заснул. Царский обед к концу подходит, а его нет как нет; засуетились все на корабле. Первый встречный приник к сырой земле, прислушался и сказал:

- Экий! Спит себе под мельницей.

Стрелок схватил свое ружье, выстрелил в мельницу и тем выстрелом разбудил скорохода; скороход побежал и в одну минуту принес воду; царь еще из-за стола не встал, а приказ его выполнен как нельзя вернее.

Нечего делать, надо задавать другую задачу. Царь велел сказать дурню:

- Ну, коли ты такой хитрый, так покажи свое удальство: съешь со́ своими товарищами за один раз двенадцать быков жареных да двенадцать кулей печеного хлеба.

Первый товарищ услыхал и объявил про то дурню. Дурень испугался и говорит:

- Да я и одного хлеба за один раз не съем!

- Не бойся, — отвечает Объедало, — мне еще мало будет!

Пришел слуга, явил царский указ.

- Хорошо, — сказал дурень, — давайте, будем есть.

Принесли двенадцать быков жареных да двенадцать кулей хлеба печеного; Объедало один всё поел.

- Эх, — говорит, — мало! Еще б хоть немножко дали...

Царь велел сказать дурню, чтобы выпито было сорок бочек вина, каждая бочка в сорок ведер. Первый товарищ дурня подслушал те царские речи и передал ему по-прежнему; тот испугался:

- Да я и одного ведра не в силах за раз выпить.

- Не бойся, — говорит Опивало, — я один за всех выпью; еще мало будет!

Налили вином сорок бочек; Опивало пришел и без роздыху выпил все до одной; выпил и говорит:

- Эх, маловато! Еще б выпить.

После того царь приказал дурню к венцу готовиться, идти в баню да вымыться; а баня-то была чугунная, и ту велел натопить жарко-жарко, чтоб дурень в ней в одну минуту задохся. Вот раскалили баню докрасна; пошел дурень мыться, а за ним следом идет мужик с соломою: подостлать-де надо. Заперли их обоих в бане; мужик разбросал солому — и сделалось так холодно, что едва дурень вымылся, как в чугунах вода стала мерзнуть; залез он на печку и там всю ночь пролежал. Утром отворили баню, а дурень жив и здоров, на печи лежит да песни поет. Доложили царю; тот опечалился, не знает, как бы отвязаться от дурня; думал-думал и приказал ему, чтобы целый полк войска поставил, а у самого на уме:

- Откуда простому мужику войско достать? Уж этого он не сделает!

Как узнал про то дурень, испугался и говорит:

- Теперь-то я совсем пропал! Выручали вы меня, братцы, из беды не один раз; а теперь, видно, ничего не поделаешь.

- Эх ты! — отозвался мужик с вязанкою дров. — А про меня разве забыл? Вспомни, что я мастер на такую штуку, и не бойся!

Пришел слуга, объявил дурню царский указ:

- Коли хочешь на царевне жениться, поставь к завтрему целый полк войска.

- Добре, зроблю! Только если царь и после того станет отговариваться, то повоюю все его царство и насильно возьму царевну.

Ночью товарищ дурня вышел в поле, вынес вязанку дров и давай раскидывать в разные стороны — тотчас явилось несметное войско; и конное, и пешее, и с пушками. Утром увидал царь и в свой черед испугался; поскорей послал к дурню дорогие уборы и платья, велел во дворец просить с царевной венчаться. Дурень нарядился в те дорогие уборы, сделался таким молодцом, что и сказать нельзя! Явился к царю, обвенчался с царевною, получил большое приданое и стал разумным и догадливым. Царь с царицею его полюбили, а царевна в нем души не чаяла.