Три лепешки

Однажды утром старуха намолола ячменной муки на ручной мельнице, замесила тесто на кислом молоке, развела жаркий огонь в глиняной печке-тамдыре и испекла три пышные лепёшки. Она помазала их сверху хлопковым маслом, уложила в чашку, чашку завязала в чистый платок и стала надевать туфли-ичиги.

— Куда ты собралась, апа-джан? — спросил у матери Ярты-гулок.

Мать ответила:

— Я хочу отнести отцу обед в поле.

Ярты стал упрашивать:

— Не ходи! Я сам отнесу обед.

Но мать не соглашалась:

— Куда тебе, ты еще маленький!

Ярты засмеялся:

— Я мал, да удал! Будь спокойна: я во-время накормлю отца обедом.

Мать тоже засмеялась и согласилась, потому что у неё и без того было много работы по дому.

На прощанье она сказала Ярты:

— Не шали по дороге, сынок, нигде не задерживайся, а то я буду беспокоиться о тебе. Приходи скорее обратно.

Но верно говорят люди: ребёнку поручи, да и сам за ним беги!

Проворный Ярты-гулок поставил узелок с лепёшками себе на голову и зашагал по дороге в поле, напевая весёлую песенку:

Я мал, да удал —

Я всех сильней!

Я мал, да удал —

Я всех проворней!

Так он шёл и глазел по сторонам, потому что вокруг было очень много такого, чего Ярты еще никогда не видел: то жук проползёт, то бабочка пролетит, то птица защебечет в высоком небе. Но кто смотрит по сторонам, тот не глядит себе под ноги: Ярты споткнулся и упал в ямку.

Другой бы на месте Ярты не стал горевать, выскочил бы и пошёл бы дальше. Но как было выбраться из ямки Ярты-гулоку, если он сам-то был ростом не больше половины верблюжьего уха? Для него это была не ямка, а яма, глубокая, как колодец.

«Эй, моё дело плохо», — подумал мальчик, сидя на дне ямки, и прежде всего посмотрел, цела ли чашка. Но чашка с лепёшками упала на мягкий песок и не разбилась. Тогда Ярты собрал все свои силы, взвалил узелок себе на плечи стал карабкаться вверх. Однако песчаные края ямки осыпАлись у него под ногами, и Ярты скатывался обратно. Тогда он стал цепляться руками за корешки, торчавшие из земли. Но крепкие корешки резали ему руки, а тонкие обрывались, и Ярты снова оказывался на дне ямки. И сколько Ярты ни старался подняться вверх, тяжёлая ноша тащила его вниз!

Вдруг он услышал конский топот. Какой-то джигит скакал по дороге и пел удалую песню:

Конь, мой конь,

Ты стройней джейрана!

Конь, мой конь,

Ты сильнее барса!

Мой конь,

Подобный степному ветру!

Топот приближался. Ярты выглянул из ямки и в двух шагах от себя увидел всадника.

— Дядя-джигит! — крикнул Ярты. — Остановись, пожалуйста! Тебе ничего не стоит вытащить мой узелок, а один я с ним провожусь до ночи!

Но всадник даже не услышал Ярты-гулока и проскакал мимо.

И Ярты попрежнему остался сидеть в своей ямке.

Но вот он услышал другую песню:

Я хочу пушинкой стать,

Лепестком урюка стать,

Я хочу душистым ветром стать,

Чтобы в дальних горах летать…

Ярты опять выглянул и увидел девочку. Она шла по дороге и распевала песню, подгоняя ишака, нагруженного мешками с травой.

— Эй, кыз-джан! Милая девочка! — закричал во весь голос Ярты-гулок. — Помоги мне поднять мои три лепёшки! Солнце уже высоко, а мой отец еще не обедал!

Но девочка испугалась голоса, который так громко звал сё откуда-то из-под земли, потому что она не увидела в дорожной пыли маленького мальчишку. Она громко закричала и со всех ног бросилась прочь от Ярты-гулока, а вслед за ней поскакал и ишак.

Опять Ярты остался один.

Скучно было ему сидеть в песчаной ямке.

«Если бы я не глазел по сторонам, — думал малыш, — я давно был бы уже в поле и отец мой получил бы свои три лепёшки».

Но вот на дороге показался третий путник. Толстый купец качался на горбе белого верблюда и сонным голосом напевал себе под нос:

Солнце бросает на землю золотые лучи, —

Ай-ай-ай, зачем оно не бросает золото?

Луна бросает на землю серебряные лучи, —

Ай-ай-ай, зачем она не бросает серебро?

Туча бросает на землю алмазные дожди, —

Ай-ай-ай, зачем она не бросает алмазы?

Я собрал бы всё,

Я стал бы богаче всех!

Ярты даже залюбовался великолепным верблюдом, украшенным расшитой попоной, и заслушался звона серебряных колокольчиков, подвязанных у него на шее. Когда же купец поравнялся с ним, мальчик вежливо обратился к купцу:

— Прошу тебя, ага-бай, протяни только руку и подними из ямы мою ношу. Поверь мне, для тебя она не будет тяжёлой.

Но купец даже не взглянул на Ярты-гулока и голосом, тягучим, как виноградная патока, спросил:

— А сколько ты заплатишь мне за услугу, мальчишка?

Ярты так рассердился на жадного купца, что не ответил ему ни слова.

Купец проехал мимо, позванивая колокольчиками, а Ярты сказал сам себе:

— Семь дум — одна голова!