Цыган–дурачок и его подвиги

В некотором царстве, некотором государстве объявился Змей, и народу от этого Змея никакого проходу не было: то корову стащит, то овцу, а то и еще что учинит. В общем, беда, да и только. А в ту пору проезжал по земле того государства один закоренный [Чтущий таборные законы.] цыган. Был он бедный–бедный. Лошаденка у него такая кляча, что даже непонятно, в чем душа у ней держалась, а все равно тащила телегу с цыганскими пожитками и босоногими и голодными цыганятами. И был этот цыган по уму дурак дураком и вид имел грязный.

Заехал цыган в лес. Остановился. Видит: куча хвороста лежит. «Ну, — думает, — за дровами ходить не надо, тут можно и костерок разжечь, и свининки пожарить». Запалил цыган эту кучу хвороста со всех четырех сторон, да так, что огонь аж к небу взвился. А была это не простая куча хвороста, а гнездо Змея ненасытного, которого все боялись. Загорелся Змей и подох тут же в страшных мучениях. Затрещала шкура Змея, словно из пушек палить начали.

Проснулся царь в своем дворце от страшного шума. Слуг призывает:

— В чем дело там, почему шум такой?

Приносят царю трубу подзорную. Глянул царь и видит, что в том лесу, где Змей проживал, костер аж до самого неба горит и треск стоит на всю округу. Запряг царь пару коней и поехал к этому месту взглянуть, что за диво такое. Приезжает, видит: цыган вшивый сидит да на горящего Змея поглядывает. Подивился царь и говорит:

— Видно, ты богатырь знатный, если такой подвиг совершил!

— А в чем дело? — спрашивает цыган.

— Как в чем дело: ты же богатырь, ты же самого Змея победил!

— Ну и что? Подумаешь, Змея победил, какая важность?!

— Слушай, друг, — пристал к цыгану царь, — бросай ребят своих, жену, палатку свою бросай и иди ко мне на службу. Ты не думай, если ты мне понравишься, я за тебя дочку свою отдам, и будешь ты жить припеваючи. А за службу твою я тебя награжу.

Ну кто от такого откажется? Не долго думал цыган: сразу же согласился. И отправился с царем во дворец.

А у этого царя вражда была со своим соседом.

— Слушай, цыган, надо мне своего соседа проучить. Уж больно надоел он мне. Хочешь, я тебе войско дам? Ну хочешь, тысячу человек дам в подмогу?

— Не надо мне никаких войск, я — богатырь и сам с твоими врагами справлюсь. Ты мне дай только свидетелей, чтобы никто не подумал, что я тебя обманываю.

— Ну ладно, смотри как знаешь!

Пошел цыган со свидетелями в соседнее царство — завоевывать его. Подъехал он к самой столице этого царства, развел костерок у самой городской стены и стал на костерке портки свои сушить, да вшей из них выгонять, а потом полез в сумку, достал кусок свинины, на палочку его надел, и только собрался в костер положить, чтобы на углях поджарить, как, откуда ни возьмись, собака выскочила. Ухватила она кусок мяса и бегом в город. Рассвирепел цыган. «Как же так, — подумал он, — если каждая собака будет у меня мясо воровать, так я же голодным останусь». Схватил цыган дубину и помчался вслед за собакой. Пока бежал да пока дубиной махал, все войско соседнего царя переколотил. А собака все ближе и ближе к дворцу бежит, и цыган за ней. Народ расступается, думает, что черт или дьявол какой–то бежит. Весь черный, без штанов и грязный — страх! Да еще и дубиной размахивает.

Забежал цыган в самый дворец, всех там переколотил, перебил, впопыхах и самого царя соседского уложил и даже сам не заметил как, а мясо у собаки все–таки отнял. А свидетели бегут сзади цыгана и все его подвиги подробно записывают.

Возвращается цыган с победой во дворец к своему царю, а тот ему и говорит:

— Ну теперь, богатырь, окажи мне честь: возьми в жены дочь мою. Будь во дворце хозяином! Живи, как душа твоя захочет.

Сыграли тут свадьбу богатую, и зажил цыган с царской дочерью. Да только не по душе она ему пришлась. «И что это за жизнь? — подумал цыган. — От моей жены кочевой хоть дымом костра пахло. А от этой не поймешь чем пахнет! Всякими помадами да румянами».

Тяжело было цыгану с царской дочерью. В спальню к ней он не ходил. Жил отдельно. А когда царская дочь сама к нему приходила, цыган нос в сторону воротил.

Обидно стало царской дочери. Пошла она к отцу жаловаться:

— Не ласкает цыган меня, не голубит, нос в сторону воротит. Что мне делать, батюшка?

— Ничего, доченька, — успокаивает ее царь, — привыкнет он, ты с ним сама–то будь поласковей, ведь грубый мужчина очень до женских ласк охоч!

Проходит еще несколько дней. Совсем невмоготу цыгану. Вышел он как–то на балкон царского дворца и начал затылок свой скрести да грустные думы думать.

— Нет, чявалэ, — сказал он сам себе, — это не жизнь, пора к своей старой жене подаваться.