О Вайде — богатом барине, его жене Руже–красавице и о том, что было с ними и до них

— Мой!

— Позови его сюда. Позвал Пихта сына и говорит:

— Слушай, сынок, этот старик говорит, что ты можешь украсть какую–то диковинную лошадь и что никто, кроме тебя, этого сделать не сумеет.

— А где эта лошадь? — удивился Бэнг.

— На царской конюшне, — сказал старик. — Уже три года не могут найти этой лошади седока. Только ты один с ней справишься.

Не поверили цыгане, засмеялись, мол, как же так, взрослые не могут на лошади усидеть, а какой–то мальчишка придет, укротит, да еще и украдет ее. И лошадь–то из царской конюшни! Там, почитай, одних слуг тысячи.

Запали в сердце Бэнга слова старика, неспокойно на душе у него стало.

— Отец, — говорит он, — отправишь меня — я поеду, а не отправишь — все равно убегу!

Да разве мог Пихта сына на такое дело отпустить? Сам только раз в жизни попытался своровать и то попался. А тут сын единственный, кровь родная.

Стал Пихта на сына кричать, плакать стал, уговаривать его, мол, ни за что не отпущу тебя, да разве его удержишь?

— Только дай мне, отец, своего серого коня и седло дай черкесское, золотом обитое, да уздечку дай серебряную, да рубашку дай парчовую, да сапоги дай сафьяновые.

Видит Пихта, что сына не удержать, согласился, сделал все, как Бэнг просил. И отправился Вайда–Бэнг к царскому дворцу.

Долго ли, коротко ли, подъехал он к царскому дворцу. А на балконе сидят две царские дочери — Милана да Белана. Заметили они красавца–цыгана, и загорелись у них щеки пунцовым огнем. Бросились они к отцу своему, царю–батюшке:

— Папенька, родненький, глянь, какой красавец едет на лошади! Мы такого отродясь не видывали. Как бы узнать, откуда он приехал да зачем к нам пожаловал?

— Задержи его, папенька, позови сюда.

Любил царь дочерей своих и приказал слугам задержать цыгана и привести его во дворец. Привели красавца к царю, тот его и спрашивает:

— Откуда ты приехал, молодец, какого купца–барина сын? Как звать–величать тебя?

Отвечает цыган:

— Не купца–барина сын я, а простого человека, рода цыганского, и зовут меня кто Вайдой, а кто Бэнгом.

— Не думал я, что ты из простого племени цыганского. Уж больно вид у тебя как у барина. Ну да ладно. А звать я тебя буду Вайдой, мне это имя больше нравится.

И вот в честь Вайды устроил царь бал. Пригласил знаменитых гостей: королей заморских, князей с женами да с дочерьми. Пусть полюбуются, какой в его королевстве красавец–цыган живет. Когда гости стали рассаживаться, то дочери царские — Милана да Белана — чуть не передрались между собой, кому рядом с Вайдушкой сидеть. И чтобы никому обидно не было, посадили Вайду посередке между ними. А когда бал начался, то и вовсе скандал получился: какой женщине не захочется с таким красавцем потанцевать? И той хочется, и другой. Не рвать же цыгана на кусочки. Кончился бал, пир начался. Стали гости между собой разговоры вести. И так случилось, что о лошадях речь пошла. Ведь и среди царского рода любители лошадей есть. А Вайде как будто того и нужно.

— Слушайте, — говорит он, — ваше царское величество, дошло до меня, что держите вы на своей конюшне коня диковинного, что лучше этого коня в целом свете не сыщешь, что три года не можете вы найти седока, который бы на нем минуту усидел. А что, если мне попробовать?

Тут гости подхватили наперебой:

— Прикажите, ваше царское величество! Ведь всем известно, что цыгане с лошадьми обращаться умеют, что ездоки и седоки они знаменитые.

— А что, если дать попробовать этому цыгану на коня сесть диковинного? Пусть попытает счастья. А нам потеха великая будет.

А тут и дочери царские вступились за цыгана. Им и хочется красавца на коне посмотреть, и боязно за него, а вдруг что случится, может, упадет, расшибется насмерть. Но все–таки любопытство пересилило. Так или иначе, разрешил царь вывести для Вайды коня. Вышли все гости во двор, расположились, ждут, что дальше будет. Подошел Вайда к коню, а царь кричит ему вслед:

— Только смотри, цыган, по двору катайся, а за ворота не смей! Знаю я вас!

А у Вайды сердце замирает. Ведь известно, что цыганский характер буйный, необузданный, приедет домой да скажет, что на царской лошади катался, — разговору на сто лет вперед хватит. Ну да ладно!

Перед тем как сесть на коня, велел Вайда положить на него свое седло, золотом обитое, да уздечку накинуть отцовскую, серебряную, да кнут взял в руки цыганский, черемуховый. Только тогда он и вскочил на коня. А как вскочил да пустил коня по двору один раз, второй раз, а на третий — махнул кнутом да поскакал прочь со двора.

Тут все гости сразу в один голос закричали:

— Ай–ай–ай! Цыган коня украл!