Ночная птица
Давно это было. Кочевал по свету цыганский табор, и когда встречался с другим табором, то часто между цыганами стычки происходили. А все из–за вожака. Как он скажет, так и будет. Случалось, убивали цыгане друг друга ни за что ни про что. Вражда возникала между таборами.
И был в этом таборе один цыган. Не мог он на все это смотреть равнодушно и однажды решил прекратить вражду. Пошел он к вожаку табора и сказал:
— Зачем братьев убиваем? Неужели мирно жить не можем?
— У каждого табора своя дорога, все должны по своей дороге ехать, и нельзя дорогам пересекаться, иначе несчастье будет, — ответил ему вожак.
— Почему ты так думаешь, баро? — спросил цыган у вожака, но тот ничего ему не ответил. Убежал тогда цыган из табора, пошел к другим цыганам.
— Чей ты, морэ, какого племени? — принялись расспрашивать его в другом таборе.
— Так и так, так и так, — рассказал он о себе, — хочу узнать я, откуда у нас вражда идет, почему мы братьев убиваем.
Не стали отвечать ему цыгане. Ненавидели они племя злого вожака. Много слез пролили они из–за этого племени. Но не тронули они чудака–цыгана, только выгнали его из табора.
Много еще таборов обошел цыган, но везде его не слушали, нигде не мот он сыскать ответа, отовсюду изгоняли его. Тогда зажил этот цыган один в лесу, а когда умер, превратилась его душа в черную ночную птицу.
Добрым он был смолоду, а как в лесу одиноко зажил, опустела его душа, жестокой стала, злобой наполнилась. Начал он после смерти мстить. Крикнет птица ночная, и тотчас умирает кто–то...
А табор злого вожака продолжал кочевать по свету. И случилось так, что попал он в темный лес, туда, где умер цыган, много лет назад покинувший этот табор, чья душа после смерти превратилась в ночную птицу.
Разожгли костры цыгане, а на душе неспокойно, словно предчувствие томит какое–то. Никто не поет, никто не пляшет. Тихо сидят. И вдруг, когда огонь уже стал понемногу угасать, над лесом словно бы плач раздался. И тень скользнула над деревьями. А голос у этой тени жалобный, как у ребенка. Вздрогнули все и давай огонь раздувать да сучья подкладывать, чтобы светлее было. Один только внук вожака засмеялся.
— Я, — кричит, — поймаю птицу ночную и в табор принесу.
Бросился вожак за ним, хотел остановить, да куда там, быстрей коня помчался цыганенок. С той поры больше его никто не видел.
— Проклятое место, братья, седлайте коней, скорей едем отсюда, — приказал вожак, и табор тронулся в путь.
Но снова наступила ночь, и снова закричала ночная птица, и снова скользнула ее тень над табором, унося сына вожака. Наутро сел вожак на камень и, обхватив голову руками, сидел так до самого вечера. А когда надвинулась ночь и закричала ночная птица, встал вожак и сказал:
— Простите меня, сын и внук мои, что из–за меня смерть приняли. Не за вами, а за мной прилетала ночная птица.
Сказал так вожак, шагнул в лес и пропал.
А с той поры словно проклятие с племени спало. Перестала прилетать ночная птица, цыгане пропадать перестали.