Безумный Хусейн

Хусейн остановил быков и бросился навстречу к Собиру. Братья обнялись и стали расспрашивать друг друга о здоровье.

— Ну, скажи, а как поживает моя мать? — спросил Хусейн.

— Целый год ты не приходил и не справлялся о ее здоровье! Она жива-здорова, разве при мне она могла мучиться?

Потом Собир достал принесенную еду и положил перед братом.

— Вот, поешь!

— О дорогой брат, ты принес мне гостинец! Откуда у тебя жареное мясо, разве зарезали барана? — С этими словами Хусейн взял кусочек мяса и положил его в рот. Мясо показалось ему очень горьким.

— Ой, мясо такое горькое, что его нельзя есть! — сказал он, вынимая его изо рта.

— Может быть, у тебя горькие от травы руки? — спросил его брат.— Возьми мясо кончиком ножа!

Хусейн взял мясо кончиком ножа.

— Эх, брат, все равно мясо горькое,— сказал он и вопросительно посмотрел на брата.

— Ах, Хусейн, ведь это мясо приготовлено к помолвке твоей невесты! Как же не быть ему горьким!

— Неужели мою невесту отдают замуж?! — воскликнул удивленный Хусейн.

— Да, за сына судьи,— ответил брат.

Хусейн вскочил и побежал к волам. Он взвалил плуг и ярмо на волов и поспешно направился к дому хозяина.

Когда хозяин увидел Хусейна с выпряженными волами у своих ворот, то гневно спросил:

— Зачем ты увел волов с поля?

— Вот ваши волы, вот ваши плуг и ярмо! Рассчитайтесь со мной, я ухожу на родину.

— За что с тобой рассчитываться? — спросил бай.— Ты только еще пашешь землю, потом будешь сеять пшеницу, а когда пшеница вырастет и созреет, ты должен ее сжать, собрать, обмолотить, провеять, тогда только можно будет с тобой рассчитываться. А прошлогодний твой заработок потрачен тебе же на еду.

Хусейн понял, что с бая трудно что-нибудь получить, и, не говоря больше ни слова, отправился с братом к себе домой.

Когда они миновали села, поля, степи и горы и пришли в свой кишлак, то увидели убитую горем мать, сидящую за пряжей. При виде сына она вскочила, бросилась ему на шею, крепко обняла его и запричитала:

— О сыночек, свалилось на нас несчастье!

— Дорогая матушка, мою невесту выдали замуж? — спросил Хусейн.

— За сына судьи, сыночек. Что я могла сделать?

— Уже была свадьба? — снова, спросил Хусейн.

— Нет, была только помолвка,— ответила мать.

— Пойду-ка я сам все узнаю,— сказал сын.

— Не делай этого, — заплакала женщина.— Если судья узнает, что ты вернулся, он сживет тебя со света.

— Последний раз взгляну на свою невесту Давлатхотун, а потом могу и замереть! — сказал Хусейн и пошел к дому тетки.

Он подошел к забору ее двора и увидел, что тетя с дочерью сидят на суфе и ткут карбос. Он стоял и смотрел на них. В это время у Давлатхотун оборвалась нитка. Она наклонила голову к пряже, и Хусейн увидел лицо своей невесты, он не мог себя сдержать и со вздохом произнес: «Давлатхотун!»

— Матушка, мне послышался голос Хусейна, — с волнением сказала девушка.

— Что ты, дочка, Хусейн ушел неведомо куда и, наверное, погиб. Ох, напомнила ты мне о нем, разбередила мою рану сердца,— сказала старуха, вытирая навернувшиеся слезы.— Я пойду отдохну немного, ослабла я, сил моих нет! — И старуха ушла.

Девушка связала оборвавшуюся нитку и опять начала ткать карбос. Хусейн притворил калитку и тихо сказал: «Давлатхотун!»

Как только девушка увидела его, бросила карбос и побежала к нему. Они вошли в пустую горницу, и Хусейн сказал:

— О Давлатхотун, ты была моей невестой, почему же хочешь выйти замуж за сына судьи?

Давлатхотун, плача, отвечала:

— О Хусейн, меня насильно хотят отдать в жены сыну судьи, прошу тебя, найди какой-нибудь выход и спаси меня!

Хусейн понял, что Давлатхотун его по-прежнему любит. Это очень обрадовало-его. Он сказал девушке:

— Я очень проголодался, милая, уже несколько дней я ничего не брал в рот! Давлатхотун поискала еду, но ничего в своем доме не нашла.

- У нас нечего поесть; хочешь, я поджарю пшеницу?

— Что ни дашь, все буду есть — я очень голоден,— сказал Хусейн. Девушка подложила в очаг хворост и раскалила котел.

Потом насыпала в него пшеницу и стала ее помешивать. От огня Давлатхотун раскраснелась, и лицо ее запылало. Хусейн стоял и любовался девушкой.

В это время люди судьи стали заносить во двор вещи для свадьбы. Тогда Хусейн незаметно ушел к себе домой.

Судья отпраздновал пышную свадьбу. Пир длился три дня и три ночи.

Хусейн оделся в старушечью одежду и все время находился около невесты. На третью ночь все усталые и опьяненные гости крепко заснули. Хусейн принес размельченного жмыха, смешанного с мукой, вошел в комнату, где спали гости и судья с сыном. Он снял с головы сына судьи тюбетейку и, намазав ему голову тестом со жмыхом, посыпал ее сверху отрубями.