Здравствуй, мостик

другому. Напекла в дорогу масляных лепешек, велела новое платье надеть. И далеко за ворота проводила. И мешочек сама донесла!

Гордо зашагала мачехина дочка в золотую службу. Идет-бредет, подходит к тому самому мостику. Ни ему здравствуй, ни прощай. Попросил мостик, чтоб на другую сторону перевернула, только огрызнулась:

– Вот еще! Стану я с тобой возиться!

Подходит к собачке. А та просит, чтоб она ее вычесала. Она, дескать, добром за добро отплатит. Но девчонка отвечает:

– Стану я со всякой дрянью мараться.

На грушу даже не взглянула. Бычка стороной обошла. Приходит к печке, а та вся пламенем объята. Просит-умоляет угасить в ней огонь, она, мол, добром отплатит. Но злая девушка притворилась, будто ничего не видит-не слышит.

Добралась она, наконец, к избушке в лесочке. Вошла. За столом Баба-Яга сидит.

– Здравствуй, хозяюшка! – поздоровалась девушка.

– Здравствуй и ты, девица! Ты откуда взялась такая? Куда путь держишь? – отвечает ей Баба-Яага.

– Пришла к вам на службу проситься. Может возьмете?

– Отчего не взять. Возьму. Будешь подметать одиннадцать моих комнат. Только знай, в двенадцатую нос не суй! Коли хоть одним глазком заглянешь, пеняй на себя!

– Ладно, хозяюшка. Все по-вашему сделаю.

И расположилась как дома.

Подметала, подметала она эти одиннадцать комнат. Надоело. Дождаться не может, когда Баба-Яга из дому уберется. Ушла наконец ведьма в город. Мачехина дочка шасть – в двенадцатую комнату! Увидала золото, забралась в кадушку и вся-то, с головы до ног, в золоте искупалась. И платье и волосы, хоть выжми. Выскочила из бочки и прочь помчалась.

Вернулась Баба-Яга, а по всем комнатам золото растаскано да разбрызгано.

– Ну, погоди ж ты, негодница! – кричит, – я тебя проучу!

Схватила железные гребешки, на ноги железные семимильные сапоги натянула.

Подбегает девчонка к печке. А та на нее как жаром полыхнет, половины золота как не бывало. Добегает до бычка, тот рогами дорогу загораживает. Тут ее Баба-Яга настигла и своими гребешками содрала с нее остатки золота! Девчонку бросила, давай золото собирать.

Девчонка к груше кинулась. Но груша рухнула на нее, ветками придавила, никак ей не выбраться. Догнала ее Баба-Яга и чуть не все платье с нее спустила. Тут собачка налетела, рвет на девчонке одежду, царапает до крови. Бежит мачехина дочка по мостику, ног под собой не чует, тут мостик повернулся и она в воду бухнулась.

Еле-еле выбралась мачехина дочка из воды. Вся изодранная, на обе ноги хромает. Домой потащилась.

Увидал ее петух, кричит:

– Кука-реку, прошла реку! Одёжка в клочки, на лице синяки, впереди – пусто и позади – не густо!

Мачехина дочка домой не идет. Мамаши боится. Доплелась до колодца, сидит, плачет:

– Ах, я бедная-несчастная! До чего дослужилась! Как теперь людям на глаза покажусь!

Услыхала мать. К колодцу бежит, плохого не ждет:

– Ах, дочка моя милая, наконец-то, ты вернулась! Чего же ты от меня хоронишься? Ну-ка, покажись, что выслужила!

Глядит, а та вся ободранная да исцарапанная.

– Ах, чтоб тебя приподняло да хлопнуло! Где это тебя, негодницу, носило?

Так и еще сильнее стала она бранить свою дочку. Из домов люди повыскакивали поглядеть, что происходит. С тех пор мачеха свою девчонку на дух не выносила. Знала, что ей, уродине несчастной, век теперь в девках сидеть.

А за нашей золотой девицей вскоре приехал богатый молодой господин. Посватался у отца и женился на ней. И стали они жить-поживать да добра наживать!