Еруслан Лазаревич

Ехали они лесами и полями и наехали на белый шатер, у этого шатра стоял рыжий конь и ел белоярую пшеницу. Он спрыгнул у пустого коня . Аршавещий стал есть белоярую пшеницу, а тот конь отошел и стал щипать шелковую травушку, зеленую муравушку. Еруслан Лазаревич зашел в белый шатер, там лежит спящий богатырь.

Еруслан Лазаревич хотел его убить, да говорит сам себе:

- Не честь, не слава доброму молодцу, русскому богатырю убить сонного, что мертвого. Дай, я лягу на другой конец шатра и сосну. Он лег и заснул.

Просыпается богатырь, хозяин шатра, глядит: неизвестный богатырь спит в его шатре, а неизвестный конь ест белоярую пшеницу, а его конь ест шелковую траву. Он выхватил меч, хотел отрубить голову, хотел убить Еруслана, да тоже подумал:

- Не честь мне убивать сонного, что мертвого. Дай-ка я его разбужу.

Разбудил и начал придираться, и назвал Еруслана Лазаревича мерзавцем, а он сел, глядит богатырю прямо в глаза и говорит:

- Нехороший ты человек и негостеприимный. А вот мы, русские, так не делаем. Ты бы меня раньше напоил, накормил, расспросил, кто я, откуда, а потом мы бы сели на своих коней, поехали в дикую степь, обернули бы свои дальномерные копья тупыми концами и вдарили бы друг другу в груди, и было бы видно, как на ладони, кто из нас мерзавец , ты, аль я.

Убедил Еруслан Лазаревич того богатыря, он извинился, сразу так и сделал, пригласил его к столу, поели, попили, поговорили. Сели на добрых коней и поехали в дикую степь. Это не два вихря разметаются, не два орла разлетаются, а два богатыря на своих добрых конях в дикой степи разъезжаются.

Разъехались они далеко, обернули свои долго-мерные копья тупыми концами и ударили друг друга в груди. Получился гром и сверкнули будто молнии (они в латах оба).

Неизвестный богатырь вывалился из седла, как овсяный сноп, а Аршавещий притиснул его левым копытом к земле.

Еруслан Лазаревич соскочил со своего коня, поспешно поднимает богатыря, обнял, поцеловал и спрашивает:

- Ну, кто мерзавец ? Ты, аль я?

Тот богатырь отвечает:

- Я богатырь персидской земли, ты мой будешь названный больший брат. Биться никогда не будем, а если будем, то на кого ты, на того и я.

А Еруслан Лазаревич говорит:

- Я русский богатырь, буду биться за русский народ и за русскую землю.

Так они взяли своих коней в повода и пошли.

Дошли до шатра, выпустили коней, дичь убили, обед сварили. Еруслан у богатыря погостил недель пять или шесть, а то и более.

Распростился и поехал.

Еруслан ехал месяц, два, три. Наехал на белый шатер, входит, в нем сидят три сестры.

Две за ручной работой: одна вышивает золотом и серебром по малиновому бархату, другая нижет крупный жемчуг, будто на ожерелье, третья готовит обед.

Большая сказала:

- Милости просим.

Средняя сказала:

- Рады незваному гостю.

Младшая сказала:

- Просим к столу на хлеб, на соль. Ну, он не стал отказываться - пообедал с ними, посидели, поговорили.

Он пригласил их всех трех в заповедных дугах пройтись.

Большая и средняя отказались, а меньшая пошла. Идут они по дикой степи, он и спрашивает:

- Есть ли на свете такой храбрый богатырь, как Еруслан Лазаревич?

И показывает на свои белые груди.

- Я видеть не видела, а слыхать слыхала. Есть богатырь Ивашка Белая Епанча Сорочинская Шапка; мимо него зверь не проскакивал, птица не пролетывала, а богатырь тем более никогда не проезживал.

Немного молчания, идут они дальше. Он и спрашивает:

- Есть ли на свете такая красавица, как вы? Она опустила глаза вниз и ответила, -так речь и полилась, как ручеек зажурчал:

- Что я за красавица?! Я перед красавицей, как темная ночь перед днем.

- А где же есть краше тебя?

- Я видеть не видела, а слышать слышала, что у царя Вахрамея есть дочь Настасья Вахрамеевна, вот, действительно, красавица. Она свежа, как вешний цвет, ростом она, как пальма высокая, ходит, как лебедь в вольных водах плывет, грудь ее, как пена морская, щеки ее, как огненные ананеты , губы ее, как розы, рдеют, в глазах ее огонь горит, в косе месяц блестит, свет белый затмевает, а ночью землю освещает. Станом она становитая, на деле деловитая, походка часта и речь густа, посмотрит, как златом подарит.

Закипела у Еруслана Лазаревича кровь молодецкая: умереть, а Настасью Вахрамеевну поглядеть. Походили, погуляли, возвратились в шатер. Он у них погостил неделю или поболее, поблагодарил за хлеб, за соль, вышел, подошел к Аршавещему. Меньшая сестра вышла проводить. Жалко больно ей. У нее две алмазные слезинки выкатились из глаз. А он наклонился в седле и сказал ей шёпотом несколько слов, чтоб птицы небесные не подслушали, а ветры буйные не разнесли слов его:

-