Дэнилэ Препеляк

Ступай, куда глухой колесо отнёс, а немой кобылу погнал, чтоб духу твоего здесь больше не было!

Кобылу уж Дэнилэ-то знает куда гнать — волам поклониться и с телегой попрощаться. Вышел он во двор, схватил топор, вскочил на кобылу, и поминай как звали! Когда спохватился брат — ищи ветра в поле! Уже Препеляк у пруда, колун свой ищет, и тут-то припомнились ему слова брата, что, дескать, ему бы, Дэнилэ, монахом быть.

— Поставлю-ка я монастырь на этой лужайке, да такой, чтобы слава о нём по всему свету пошла, — сказал он. И тут же взялся за дело. Сперва крест смастерил и всадил в землю — место отметить. После в лес отправился, стволы подходящие высматривать: один для столба пригоден, другой для основания, третий на балку, четвёртый на сваю, пятый на било; а пока он про себя бормочет да бормочет, вылезает из пруда чёрт и прямо к нему:

— Ты чего тут строить собрался?

— Сам не видишь разве?

— Да ты погоди! Не валяй дурака. Пруд, и лес, и всё это место — наше.

— Может, скажешь, что и утки на воде тоже ваши, и колун мой, что на дне озера? Вот я вас научу всё на свете к рукам прибирать, отродье рогатое!

Что было чёрту делать? Бултых в воду, докладывает самому Скараоскому про человека божьего с норовом чёртовым. Испугались черти, совет меж собой держат и самый главный чёрт — Скараоский отправляет к отшельнику Дэнилэ одного из них с буйволовым бурдюком, полным золота, только бы этот отшельник убрался оттуда восвояси.

На, бери деньги! — говорит чёртов гонец Препеляку. — Сматывайся подобру-поздорову.

Глянул Препеляк на крест, глянул на чёрта, на золото… пожал плечами и говорит:

— Ваше счастье, нечисть поганая, что деньги мне дороже отшельничества, а то бы я вам показал!

Отвечает чёрт:

— Не противься, мил-человек, владыке ада; бери Лучше деньги и уходи восвояси.

Оставляет чёрт деньги и возвращается в пруд, а там Скараоский вне себя от злости — утратил он такие огромные деньги, за которые мог бы купить множество душ.

Препеляк между тем прикидывает, как бы деньги поскорее домой переправить.

— Ладно, — говорит Дэнилэ. — Как-никак, деньги такие на дороге не валяются. Монастыри надо строить, коли охота, чтобы черти тебя уважали, сами золото к ногам тебе клали.

Пока раскидывал он умом, как бы деньги домой свезти, заявляется перед ним другой чёрт и говорит:

— Слышь, дружище! Передумал мой хозяин: надо нам сперва силами помериться, а уж потом деньги возьмёшь.

«Вот так-так!» — вздохнул про себя Препеляк. Но как говорится: молодой красив, а богатый сметлив. Нахватался уже Дэнилэ ума-разума.

— Помериться? А как же нам меряться-то?

— А вот как: перво-наперво, кто из нас двоих кобылу твою на спину взвалит и трижды пруд обежит, не передохнув и на землю её не опустив, тому и деньги достанутся.

Сказал, кобылу себе на спину вскинул, мигом трижды пруд обежал. Стало Препеляку от чёртовой силы и прыти не по себе, однако взял он себя в руки и говорит:

— Ну, Микидуцэ, я думал, ты посильнее будешь. Ты кобылу себе на спину взвалил, а я её меж ног держать буду. — Вскочил на кобылу и сразу, без передышки, трижды пруд обскакал.

Подивился чёрт и — что было делать? — другое придумал:

— Наперегонки давай побежим.

— Микидуцэ, Микидуцэ! Ты с кем же это вздумал бежать наперегонки?

— А что?

— Иди-ка сюда, покажу тебе…

Пробрался он с чёртом в кустарник, а там заяц спит.

— Видишь, маленький такой, спит, в клубок свернулся?

— Вижу.

— Это мой сын меньшой. Ну, держись! Я его вспугну, а ты догоняй! — И как закричит: — У-лю-лю! На-на-на!

Вскинулся заяц, а чёрт за ним. Скачут, скачут, пока не потерял чёрт зайца из виду. Давно ли все над Препеляком смеялись, а теперь стал он над самим чёртом потешаться. Стоит Дэнилэ, за живот держится, хохочет над чёртовой глупостью, а тут и чёрт прибегает, весь запыхался:

— Ну и проворен же твой сынишка, правду сказать! Только его поймать изготовился, а он возьми да исчезни из виду, поминай как звали!

— В батьку своего пошёл, маленький, — говорит Дэнилэ. — Ну, так как же, не прошла охота наперегонки со мной бегать?

— Держи карман шире! Лучше давай в борьбе померяемся.

— В борьбе? Что ж, давай, коли жизнь надоела. Эх ты! Слыхал я от стариков, что, мол, черти себе на уме, а погляжу на тебя, чем не круглый дурак? Слушай! Есть у меня дядя, старенький-престаренький. Девятьсот девяносто девять лет ему и пятьдесят две недели. Сможешь его побороть, тогда и со мной потягаешься. Только я так считаю, что утрёт он тебе нос.

С этими словами пошёл он, сделав чёрту знак идти за ним.

Отшельником будучи, в поисках диких кореньев и малины, обнаружил как-