Легенда про доктора Бартека
Давным-давно это было. С тех пор прошло лет пятьсот да ещё сто.
Старые пряхи да люди бывалые эту историю длинными вечерами рассказывали, а что в ней быль, что небыль, теперь и не угадаешь.
Начнём рассказ сначала, а если в нём и лишнее что — шутки и небылицы, забудьте их поскорее, коли вам с ними расстаться не жалко.
В ту давнюю пору в одном селе жил вдвоём со старушкой матерью один парень по имени Бартоломей, но все его Бартеком звали.
Мать Бартека с утра до вечера на поле спину гнула, а Бартек ей помогал. Только не лежала у него душа к работе.
И вот однажды он матери и говорит:
— Нет от этой работы ни проку, ни радости. Пойду-ка я отсюда в дальние края, на людей погляжу, себя покажу, попытаю удачи. Кто знает, может, и повезёт мне. Глядишь, денежки в кошельке заведутся и заживём мы с вами на славу.
— Да куда же ты пойдёшь, сыночек? — встревожилась мать.
— Мир велик, что-нибудь да придумаю.
Пошла старушка сыну ужин стряпать, потому что дело к вечеру близилось.
А сын на пороге избы стоит да на дорогу поглядывает.
Дорога эта в столичный город Краков вела, и народу по ней шло видимо-невидимо.
Стоит Бартек, задумался, всё на дорогу глядит и вдруг видит — идут мимо парни с узелками да с котомками.
— Куда путь держите? — спрашивает Бартек.
— В Краков идём, в Краков! В университет, учиться!
Пригляделся к ним Бартек повнимательней — у каждого книги в руках, у одного ремнями перетянутые, у другого двумя дощечками закреплены, у третьего просто так, под мышкой.
— А много ли надо трудиться, чтобы науки одолеть? — спрашивает Бартек.
— Ох, много! — отвечают.— С утра до поздней ночи! Да и жизнь у бедного студента нелёгкая.
Задумался Бартек. По правде говоря, трудиться он не любил, всегда норовил от работы увильнуть.
А студенты между тем прошли мимо. Затихли их голоса и весёлые песни, только облачко пыли осталось.
«Что поделаешь,— думал Бартек,— от работы мне, видно, так и так не отвертеться. Но всё равно в городе легче путь к золотым монетам найти».
— А ну-ка, матушка! — крикнул он старушке.— Приготовьте мне узелок с бельём да пару грошей на дорогу. Пойду и я в Краков ума набираться. Может, научусь порошки и мази готовить. Больных людей исцелю да и сам в накладе не останусь.
Любила мать своего Бартека.
«Пусть идёт,— думает.— Парень он молодой, смышлёный, ленив, правда, и покрасоваться любит, но зато добрый и обходительный. Кто знает, может, и ему повезёт».
Собрала мать Бартеку узелок с бельишком, дала на дорогу ломоть хлеба, кусок сала, обняла на прощание и заплакала.
И отправился Бартек в путь-дорогу. Узелок свой на палке через плечо перекинул, идёт посвистывает, словно дрозд.
Людная была дорога. Шли по ней студенты, такие же бедняки, как и он. Шли и весело распевали свои песни. А в каретах да верхом ехал народ побогаче, тоже студенты, только дети богатых вельмож.
Были они в модных бархатных плащах, а у многих на позолоченных поясах кинжальчики поблёскивали.
— Эй, вы! — кричали им пешеходы вдогонку.— Зачем вам кинжалы — с грамматикой воевать?
Смотрел Бартек на этих разодетых господ и думал: «Всё-то у них есть: и кони, и кареты, и монеты золотые. Матери их в богатых дворцах да замках выступают как павы, пышными юбками шелестят.
А тебя, матушка, работа в три погибели согнула. Ну ничего, будешь и ты у меня жить в достатке!»
Так незаметно вместе со всеми дошёл Бартек до городских ворот.
Темень вокруг — хоть глаз выколи. А на городской площади трубач подаёт из окошка Мариацкой башни вечерний сигнал, возвещает, что ещё один час прошёл и время позднее. Но вот последний звук трубы ушёл в небо, ударился о звёзды, разлетелся, превращаясь в брызги, и затих.
Но уже через мгновение послышались голоса входивших в город студентов.
Кто спешил на ночёвку к родне, кто — в университет. А Бартек шёл, расспрашивал да прикидывал, где ночлег дешевле, сколько грошей отложить на подати, сколько на ужин.
Вдруг из приоткрытых дверей харчевни послышались звуки лютни и весёлые голоса. Доносился оттуда и вкусный запах жаркого.
— Эй, братцы, не зайти ли нам выпить по кружке подогретого пива? — сказал кто-то.
— Пошли! — обрадовался Бартек.
У него давно живот от голода подвело.
— Пошли! — отозвались студенты.
Толкнули дверь и гурьбой ввалились в харчевню.
Посреди её стоял большой некрашеный стол, а за столом на лавках сидели гости. В глубине харчевни в сложенном из кирпича очаге пылал огонь. Прямо над огнём жарился большой кусок мяса, с которого стекал жир.
А у очага на табурете дремал человек в чёрном длиннополом одеянии — то ли лекарь, то ли алхимик какой.
Он громко храпел, раскачиваясь, да так, что пряди его длинных, до плеч, волос подрагивали.