Сладкая соль

Пролетая над хижиной молодой пары, коршун заметил змею, лежавшую на крыше. Он ринулся вниз, схватил змею, а бесценное ожерелье уронил на крышу. Когда царевна поднялась на крышу, она изумилась, увидев великолепное украшение. Радостно подобрала она ожерелье и сказала супругу:

— С завтрашнего дня тебе не нужно будет заниматься тяжелым трудом.

Потом она сняла с ожерелья две жемчужины, вручила их царевичу и наказала:

— Завтра пойдешь и продашь эти жемчужины ювелиру. Наутро царевич отправился в город и продал ювелиру жемчужины. Они оказались очень дорогими. Ювелир заплатил за них огромную сумму, которую царевич и принес домой. Теперь царевна каждое утро снимала две жемчужины, вручала их супругу, а тот отправлялся в город и продавал их. Так постепенно распродали они все ожерелье. На вырученные деньги царевна выстроила прекрасный дворец на том самом месте, где царские слуги бросили ее вдвоем с прокаженным мужем.

Потом она приказала приготовить лучшие царские наряды для себя и царевича и сказала своему супругу:

— Теперь тебе надо каждый день являться к царскому двору. Ни с кем там не разговаривай, ни о чем не спрашивай. Присутствуй на дарбаре молча. И если когда-нибудь царь обратится к тебе, попроси его навестить нашу жалкую хижину.

Как сказала царевна, так царевич и поступил. Каждый день появлялся он при царском дворе, молча сидел в дарбаре и внимательно за всем наблюдал. Ни с кем он не вел беседы, никого ни о чем не расспрашивал. Царь тоже приметил юношу, каждый день появляющегося в дарбаре, и стал размышлять: «Этот юноша каждый день приходит сюда и уходит, ни с кем не обмолвившись ни словом. Никто даже голоса его не слышал». И вот однажды царь сам обратился к нему:

— О юноша! Ты каждый день появляешься в дарбаре, сидишь тут молча, а потом незаметно уходишь. Скажи, где ты живешь? И если есть у тебя какая-нибудь просьба, доведи ее до нашего слуха.

Царевич давно ожидал такого благоприятного случая. И он почтительно сказал:

— Ваше величество! Я — один из ваших покорных слуг и милостиво прошу вас посетить жилище вашего подданного.

Царь принял приглашение и назвал день своего прибытия. Когда закончилось заседание дарбара, юноша вернулся домой и сообщил жене, что царь принял его приглашение и назначил день, в который он соизволит прибыть к ним. Царевна обрадовалась долгожданной вести и стала готовиться к приему высокого гостя. В установленный день царь вместе со своими министрами и ближайшими придворными прибыл во дворец царевны. Царевич с большим достоинством и почтительностью приветствовал царя и везиров, а потом пригласил всех в обеденный зал. Царь был поражен богатым убранством зала. С таким изяществом и вкусом не был украшен даже его собственный дворец. Когда царь с везирами и избранными придворными был приглашен к дастархану, царевна в роскошных одеждах сама стала прислуживать ему. В обеденный зал, устроенный во дворце, вело семь изукрашенных дверей. Царевна приготовила семь особых блюд и, подавая каждое новое блюдо, входила через новую дверь. Внося новое блюдо, она появлялась в новой одежде. Меняя одежду, она искусно меняла и свою внешность. Вот так семь раз переменив одежды, семь раз появилась она из разных дверей, подавая царю изысканные кушанья.

Царь не переставал удивляться, но чувствовал в душе какую-то тревогу.

— Сдается мне, что у нашего хозяина семь юных жен,— тихо сказал он своему главному везиру.

На что везир ему ответил:

— Хранитель мира! А по мнению вашего ничтожного слуги, это одна и та же красавица переодевается и в новом виде появляется перед нами.

Царь не поверил словам везира:

— Не может этого быть. Мыслимое ли дело женщине переодеться в считанные минуты!

Царь и везир еще продолжали шептаться о происходящем, когда царевич пригласил всех начать трапезу. Царь протянул руку, взял кусочек с первого блюда, откусил и поморщился — кушанье было совершенно пресным, без соли. Он попробовал другое блюдо, но и там все было несоленым, приторно-сладким. То же самое было и с третьим, и с четвертым кушаньем. Поочередно царь перепробовал все кушанья и, к своему удивлению, обнаружил, что все они одинаково безвкусны. В смятении посмотрел он на своих везиров и придворных и заметил, что те смущены не менее его самого. Никто не мог понять, в чем тут дело. И сказать было неудобно, ибо любой упрек обернулся бы против царского достоинства, замечание обидело бы хозяев. Но и без соли красиво приготовленные яства невозможно было проглотить.

С трудом царь съел несколько кусочков, но не стерпел и спросил у хозяина дома:

— А нет ли у вас чего-