Лихо одноглазое
«Куда ж хуже-то», – думает Тишка и говорит:
– Ну что ты, я теперь твой слуга на вечные времена.
– Известное дело, – соглашается Лихо. – Пока у тебя всю радость не заберу, не отстану.
– Да бери, – говорит Тишка. – Что ее у меня, мало, что ли? Бери, и дело с концом.
– А зачем мне ее брать? Сам отдашь.
– Это как?
– А вот так. Сейчас, дай дух перевести. Села рядышком, да как закричит, да как запричитает во весь голос.
– Так мне тебя жалко, казачок, спасу нет. У Тишки от удивленья глаза на лоб полезли.
– Если жалко, отпусти на все четыре стороны. Зачем сердце рвешь?
– Вот поговорим о жизни нашей и отпущу, не резон мне тебя держать.
– Про жизнь так про жизнь.
– Смотрю я на тебя, казачок, голова твоя поседела, тело твое изранетое. Воевал, себя не жалел. А много ль от царя-батюшки наград получил?
– Да ничего, – говорит Тишка, – не получил. Так не за царя кровинушку свою по капле отдавал, а за Родину свою, за землю, на которой живу.
– И то так, – отвечает Лихо. Видит, здесь казака не проймешь, с другого бока подступает. Голос еще жалчей сделала:
– Был бедняк, бедняком и остался. Дома коровешку оставлял, и та без тебя сдохла.
– Ничего, – говорит Тишка, – были б руки-ноги целы – не пропадем.
А Лихо свою линию гнет, не успокаивается:
– Суженая твоя к другому подалась.
– Твоя правда, – сказал Тишка. И завздыхал, закручинился, да так, что свет не мил показался.
Лихо довольная. Руки потирает. Довела-таки казака. Смотрит Тишка, а мешок-то с радостью вроде как поболее прежнего стал. Смекает, в чем дело. «Ну ничего, старая, я еще над тобой позабавлюсь». И залился слезами, уже понарошку. А Лихо развеселилась. В пляс пошла. Откуда прыть взялась.
– Говори, – кричит, – говори, на душе легче будет.
– Ох, – говорит Тишка, – уморила ты меня. Не житье мне на белом свете. Пойду руки на себя наложу. Просьба у меня напоследки жизни. Дай передохнуть.
А Лихо довольная такая. Что ж, мол, передохни. А потом еще погорюешь.
– Сильная ты, Лихо, никогда бы не подумал. Ловко умеешь человеческую радость собирать.
Лихо в ответ: «Я, – говорит, – такая. К человеку подход имею. Так человека разжалоблю, так его растревожу. Всю радость до капельки отдаст, а без радости и совесть легко потерять. Водички попрошу напиться. Кто ж не даст. Глядишь, разговор завязался. Как живешь, спрашиваю. Хорошо, говорит, живу. Кто ж тебе сразу скажет, что плохо живет? Ничем, спрашиваю, не обижен в этой жизни? Кто же, говорит, не обижен. И начинает… А я подначиваю. И пошло-поехало. Человек в слезы. А у меня мешок наготове».
– Ох, и хитра ты, Лихо, где мне тебя перехитрить. Давай, – говорит, – в прятки поиграем. Я страсть до чего любил в детстве в прятки играть. Никто сыскать меня не мог.
– Ну что ж, – говорит Лихо, – давай поиграем, только от меня прятаться – бесполезное дело. Я тебя везде сыщу.
И стали они в прятки играть. Тишка в копешку с сеном залез. Лихо нашла.
На дерево взобрался. За ветвями укрылся. И там нашла.
– И правда, – говорит Тишка, – бесполезное дело от тебя прятаться. Ну-ка теперь ты попробуй схоронись.
Повернуться не успел, глядь, нет Лиха. Куда подевалась, может, не было ее вовсе. В страшном сне привиделась. Тишка туда, Тишка сюда. Глядь, мешок с человеческой радостью лежит на месте. «Не сон, знать, мне привиделся, – думает, – и не умом я тронулся». Мешок бы развязать, да и дело с концом. Потом думает: «Негоже так, надо сначала с Лихом разделаться».
Стал Тишка приглядываться да присматриваться. Видит: на дереве сучок выбит, маленькое такое дуплишко образовалось. А из дуплишка носик остренький торчит, грязью перепачканный. «Э-э-э, – думает казак, – смекай, Тишка, не просчитайся. Как же это она туда забралась?» И говорит:
– Выходи, Лихо, покажись, не могу тебя сыскать. Где мне с тобой тягаться.
А Лихо тут как тут, до чегошеньки довольная, от казачьей похвалы голова кругом пошла. Тишка виду не кажет. Удивляется:
– Где ж ты так схоронилась?
– А туточки, рядышком была. Ты мимо меня сто разов прошел… В дупле я была, вот где!
– В такое маленькое дуплишко забралась, ай да Лихо, ай да молодец.
– Это что, – говорит Лихо, – я вот в такую щелочку пролезу, клубочком свернусь, никто меня не приметит.
– Это что, – говорит Тишка, – это еще не удивление, а вот в кисет сможешь забраться? Смотри, какой маленький! – И сам кисет вытащил, развязал. – Нет, – говорит, – в кисет не сможешь. – И вздохнул. – В ноздрях у тебя еще не кругло.
– Это у меня не кругло? – расходилась Лихо, – Да я в один момент… Хоп! – и готово.
Казак кисет чуть не выронил, до того он тяжелый стал.