Лебедь
Голову поднял, девица перед ним стоит в белых одеяниях, за собой манит. Пошел за ней Ларька. Куда ж деваться? Скоро девица его к выходу привела. Обрадовался Ларька, на свет Божий вышел. Дышится, не надышится. Рассветет уже скоро. Звезды еле видно. Хотел девицу поблагодарить, а та лебедем обернулась и улетела.
Вспомнил Ларька мужика, заплакал. И решил, хватит судьбу испытывать, надо до дому к Катерине возвертаться.
Дошел Ларька до города. Решил в трактир заглянуть, перекусить чего-нибудь. От голода живот свело. Голод-то, он не свой брат. Подсел к нему ражий детина, спрашивает:
– Ты что невеселый такой?
– Да счастье мной играет, – отвечает казак.
– Пока на воле, смейся, брат, – говорит детина. – Любишь ты ли Матрену Ивановну?
– Какую?
– Нашу тетку, что всех нас веселит, приголубливает и спать с собой укладывает.
– Такой не знаю.
– Так знай.
И детина поставил на стол бутылку вина.
Рассмеялся Ларька, хорош детинушка, нечего сказать.
– А знаешь ли ты, казак, сколько в этой бутылке добра и зла?
– Нет, не знаю.
– Пока я с тобой, учись познавать добро и зло. Выпьешь мало – зло, выпьешь много – зло, выпьешь достаточно – добро.
И это понравилось Ларьке. Выпили они, перекусили и вышли из кабака, хмельные.
Детина спрашивает Ларьку.
– Есть ли у тебя деньги?
– Нету.
– А не призанять ли нам денег у тороватого купца?
– Как это?
– А так, обухом сундуки потрогать.
– Не в совесть это, – отвечает Ларька.
– Совесть подлежит до одного Большого суда, а не человеческого. Посмотри, птицы небесные чем живут? Воровством. Стянула зерно, не попалась, ну и сыта. Отец небесный их питает и греет.
– Так то птицы, а мы люди.
– А ты куда ни кинься, все люди воруют, только нам не велят.
– Да кто ты таков? – спрашивает Ларька.
– Ты видел волю, она по белу свету ходит?
– Нет, не видел. А какая она?
– Со мной схожа, – говорит детина и рассмеялся.
– Так ты, вор, что ли?
– Не вор, не тать, тока на ту же стать.
Подбил-таки детинушка Ларьку к его промыслу пристать.
– Я, – говорит, – тебе милость оказываю, а ты супротивничаешь.
И поклялся казак быть с вором за один.
Купил детина живую курицу на базаре. Последние деньги отдал.
– Да на кой она тебе сдалась? – спрашивает Ларька.
– Дай срок, сам все увидишь, – отвечает детина.
Подошли они к дому купца. Забор около него высоченный. Доска к доске пригнана. Ничего не углядишь что там во дворе делается. Детинушка кинул курицу через забор. В ворота постучал. Открыл ему сторож.
– Чего надоть?
– Мил человек, курица моя через забор перелетела, споймать надо.
Поворчал что-то сторож, но детину за ворота пустил.
Пока курицу ловили, детина все ходы-выходы высмотрел. «Ловок, шельма, – подумал Ларька, – за таким не пропадешь».
Дождались они ночи. Через забор перебрались. Не успел Ларька и шаг шагнуть, как схватил его сторож. Ларька отбиваться начал. Не тут-то было. Руки у сторожа точно обручи железные. Позвал Ларька детину на помощь. Да тот махнул через забор, только его и видели. А казака хватили чем-то по голове и сознания лишили.
Очнулся Ларька уже в тигулевке. Тело избито, живого места нет. Подвел детина его под каторгу. Лежит казак, думает: «Ну, детинушка, по гроб живота своего не забуду я твоей милости». Права была Катерина, ох как права: везде хорошо, где нас нет.
Видит казак, девица перед ним в белых одеяниях объявилась, за собой манит. Встал Ларька, дверь открыта, стража спит. Вышел на волю, поклонился девице. А та лебедем обернулась и улетела.
«На кого ж эта девица лицом сходствует, – думает Ларька, – не понять».
Добрался до своей станицы Ларька. А там его большое гореванье поджидает.
– Скрепи сердце, – говорят ему, – утонула твоя Катерина в озере, и тому уж много времени прошло.
Понял враз Ларька, что это она его из беды выводила. Вошла ему незнаемая боль в сердце. Выпытывает он, что да как получилось.
– Она, как утопла, то сюда по ночам приходила, – говорит один из дядьев. – Вокруг хаты топотила, все стонала-плакала, тебя звала.
– Ну, а ты чо ж? – спрашивает Ларька.
– А я чо, с крыльца из берданы в нее стрелил. С тех пор перестала наведываться.
Вскочил Ларька, хотел на дядьку кинуться. Удержали его.
– Ничо с ней с этого не сделалось, а худое на хату могла б накликать.
– Куда же хуже, – говорит Ларька.
– Навроде ей хозяйский сын докучал, проходу не давал. Не нарошно она это дело произвела. А все одно – грех большой, на себя руки наложить.
Пошел Ларька хозяйского сынка искать. Узнал он, что отправил его отец на дальний хутор, от беды подальше.
Добрался Ларька до хутора.