Кошенар и Тюркен

—- Мне, сударь, не раз случалось делить свой хлеб с нищими.

— Тот, о котором я вам говорю, исторг родник чистой и прозрачной воды из скалы, которая находится посреди вашего города, и тем спас жителей Люксембурга, иначе они умерли бы от жажды!

— Ах, боже мой, да неужели же это вы?

Она посмотрела ему прямо в лицо и прибавила:

— Да, да, теперь я вас узнаю! Как я рада вас видеть! И как рады будут жители нашего города, когда узнают, что вы вернулись!

И она ему рассказала то, что он уже знал от хозяина гостиницы, — о прекрасном замке и о предполагаемой женитьбе его на дочери префекта,

Вскоре все узнали о приезде спасителя Люксембурга, и весь город пришел в движение. Префект, мэр, кюре и все начальствующие лица торжественно явились к нему в гостиницу, впереди шли музыканты. Префект произнес прекрасную речь и, передавая Тюркену ключи от замка, выстроенного для него благодарными жителями Люксембурга, предложил ему немедленно принять замок в свое владение. «Моя жена и дочь, столь же любезная, как и прекрасная, — добавил он, — обе ждут вас там, чтобы оказать вам должные почести».

Тюркен поблагодарил жителей Люксембурга за радушный прием и ответил префекту, что, раньше чем вступить во владение замком, он хотел бы обзавестись подругой, которая будет жить там вместе с ним, и что он намерен остановить свой выбор на одной из обитательниц Люксембурга. Поэтому он просит оповестить всех юных жительниц Люксембурга в возрасте от пятнадцати до двадцати лет, чтобы на следующий день они собрались на главной площади города, у источника близ скалы, и там он выберет себе жену.

Так как они считали, что Тюркен может взять в жены только девушку из самой лучшей и самой богатой семьи и что он выберет, без сомнения, дочь префекта, они пригласили только дочерей самых важных граждан города. На другой день в назначенный час все эти девушки явились в указанное место, разряженные в пух и прах, одна прекраснее другой, и каждая была вполне уверена в своей победе.

Дочь префекта шла впереди всех, блистая драгоценностями, нарядная как принцесса. Их всех выстроили в ряд вокруг площади, и Тюркен медленно проходил мимо них. как генерал, делающий смотр войскам. Он разглядывал всех, одну за другой, и не останавливался ни перед кем, что весьма не понравилось многим отцам и матерям, а в особенности префекту и его жене. Затем он сказал префекту, который следовал за ним:

— Не все девушки вашего города присутствуют здесь: пусть мне завтра покажут других.

На следующий день ему показали дочерей богатых граждан и купцов. Он произвел смотр и этим и, дойдя до последней, снова сказал префекту:

— Я не вижу здесь той, которая должна быть моей женой; надо мне показать остальных.

На третий день созвали молодых работниц всяких про-фессий, служанок и даже нищенок. Он не успел сделать и нескольких шагов, как заметил ту девушку, которая приютила его; он подошел к ней, взял за руку, вывел из рядов и, представляя жителям Люксембурга, сказал:

— Вот та, которую я выбрал в жены! Она меня хорошо приняла, когда меня все оттолкнули; она оказала мне гостеприимство и разделила со мной свой хлеб, и сегодня я хочу отблагодарить ее за это.

Велико было изумление граждан, а равным образом и разочарование некоторых отцов и матерей.

Свадьба была сыграна тотчас же, великолепная свадьба, и Тюркен поселился в замке с женой и свояченицей.

Прошло месяцев шесть, и Тюркен устроил большую охоту, на которую пригласил много народу. Охота происходила в том самом лесу, где он был покинут Кошенаром. Он сразу узнал дерево, на которое взобрался с намерением броситься вниз и сломать себе шею. Под этим деревом . он теперь увидел несчастного бедняка в лохмотьях, тело которого было покрыто язвами. Видно было, что он давно уже ничего не ел и ему грозила голодная смерть. Тюркен сейчас же сошел с лошади, чтобы его исцелить, так как средство было тут же, под руками.

— У вас плохой вид, бедняга, — сказал он ему с состраданием.

— Вы правы, сударь, но это мне по заслугам.

— Как так?

— Ах, это все так печально!.. У меня был брат, и когда мы были молоды, мы оба ходили по домам и просили милостыню, потому что мы осиротели рано, а родители нам ничего не оставили. Так мы жили подаянием добрых людей, пока однажды мне не пришла в голову мысль, что если бы один из нас был слепец, то мы бы вызывали больше сострадания в людях и нам бы жилось гораздо лучше. И я выколол оба глаза моему несчастному брату, и после этого мы перешли в другие места. Действительно, с этого времени я ни в чем не терпел недостатка, ни в еде, ни в одежде, ни в деньгах.