Ута-Саган-Батор

Тогда остановился Хара-Сотон в одной из долин, чтобы отдохнуть и набраться сил. Когда он поправился, когда отъелся на вольных выпасах жеребчик, завистливый Хара-Сотон снова тронулся в путь. Ехал он, ехал и наконец добрался до владений Ута-Саган-батора. Подъехав ко дворцу, завистливый дядя Хара-Сотон красивым красношелковым поводом привязал своего желто-гнедого жеребчика к серебряной коновязи, а сам вошел в белосеребряные покои племянника, который сидел на золотом троне. Войдя во дворец, завистливый дядя Хара-Сотон произнес здравицу в честь восседающего на троне и низко поклонился ему в ноги. Ута-Саган-батор пригласил гостя сесть по правую руку и спрашивает:

— С которой стороны, из какой земли, куда едешь и как тебя звать-величать?

Отвечает завистливый дядя Хара-Сотон:

— Прибыл я с восточной стороны, из своих владений. Ехал я не куда-нибудь, а к тебе, и зовут меня Хара-Сотон. Прихожусь я тебе родным дядей, послал же меня другой твой дядя добрый Сарагал-нойон. Он просит своего племянника приехать в гости.

Сильно обрадовался Ута-Саган-батор:

— Не виденного доселе дядю довелось мне увидеть, — говорит, — незнаемого дядю узнать. Если старшие родичи приглашают приехать, то мне, молодому, нечего сидеть дома. Поеду!

Так он решил. И начал угощать да потчевать завистливого дядю Хара-Сотона. Урма-гохон-хатан поставила золотой стол, убрала его яствами и винами, подкладывает гостю лучшие куски мяса, подливает архи в золоченые чаши. Загуляли племянник с дядей. А через девять дней кликнул Ута-Саган-батор своего быстроногого белого коня. Услыхав голос хозяина, прибежал конь с южной стороны Хэхэя, с северной стороны Алтая. Прибежал, остановился у серебряной коновязи и звонко заржал:

— Выходи, хозяин-абай!

Тут Ута-Саган-батор вышел на улицу, взнуздал коня серебряной уздою, оседлал серебряным седлом и красивым красношелковым поводом привязал к серебряной коновязи. Сам вернулся во дворец, облачился в шелковые одежды, надел черные железные доспехи. После этого принялись они с гостем за вкусную пищу и крепкие вина. Наконец вышли племянник с дядей на крыльцо, сели на своих коней и поехали прямо на восток.

Ута-Саган-батор на своем быстроногом белом коне рысью едет, а завистливый дядя Хара-Сотон на своем желто-гнедом жеребчике скачет во весь мах и догнать не может. Рысит себе быстроногий белый конь; из носа дым валит; между ушами козел и баран, бодаясь, резвятся; на шее хорек и горностай, взапуски бегая, шалят; на хребте перед седлом костер разведен. Над костром котелок подвешен, а в котелке вода кипит. На крестце растет большой кедр, на кедре семьдесят разных птиц гнездятся, поют и порхают дивные птицы. На хвосте лев с медведем борются. С колен задних ног огненная лава стекает, с колен передних ног ключи бьют, а в студеных ключах рыбы хариусы играют. Ута-Саган-батор, не слезая с коня, удит жирных хариусов, варит их в котле и ест. Сзади плетущийся завистливый дядя Хара-Сотон все это видит и на ус мотает:

«Если у человека родится сын, то хорошо ему родиться таким видным молодцем, как мой племянник; если у кобылы родится жеребенок, то хорошо ему родиться таким, как быстроногий белый конь».

Никак не мог поспеть за Ута-Саган-батором завистливый дядя и отстал далеко-далеко. Хара-Сотон не проехал и половину пути, когда Ута-Саган-батор прискакал к белосеребряному дворцу доброго дяди Сарагал-нойона. Остановился племянник у серебряной коновязи, привязал к ней своего коня красивым красношелковым поводом. Сам вошел во дворец, сказал благопожелание в честь царского здоровья хозяина, низко поклонился ему и сел по правую сторону.

Тут добропорядочный дядя Сарагал-нойон, сам не свой от беспокойства, на почетном месте сидя, позабыл, что он сидит; подскочив в смятенье с трона, позабыл, что подскочил. В это время мелко-мелко забилось серенькое сердце у доброго дяди Сарагал-нойона, и коротенькие ребра согнулись от заячьего сердцебиенья.

Подает добропорядочный дядя Сарагал-нойон своему племяннику забеленный чай, приговаривая:

— Путнику после дальнего пути пить хочется!

Взяв отравленную чашу в руки, догадался Ута-Саган-батор о злом умысле. Плеснул он отраву на черный камень, раскололся тот напополам. Плеснул на рыжий камень, раскололся тот на мелкие кусочки. Сильно рассердился Ута-Саган-батор, отбросил чашу, схватил Сарагал-нойона за седые волосы и встряхнул, как козленка. Заверещал Сарагал-нойон:

— Ай, собака неблагодарная! Ой, что же ты делаешь, нечестивец! Да разве бы я стал единственного на свете племянника травить отравою? Да ведь я испытать тебя хотел!