Договор с ящерицей
..
Подвергнув таким образом волшебную монету испытаниям, гаушо наконец в нее поверил.
Тогда он арендовал поле и купил десять тысяч голов скота.
Эта покупка стоила ему больше трех тысяч монет наличными.
Целый день потратил бедняга, доставая их одну за другой из гуайаки.
У него болела рука, ныло тело; никто его и пальцем не тронул, а он чувствовал себя так, словно его избили; ни разу в его гуайаку не упали две монеты одновременно.
В ожидании, пока гаушо соберет требуемую сумму, торговец вышел, выпил мате и перекусил; когда же, поздно вечером, он вернулся под навес, гаушо все еще выкладывал монету за монетой!..
Деньги были уплачены, когда уже стемнело.
Заговорили о богатстве гаушо в народе. Всех поражало, что еще вчера он был чуть ли не нищим, ходил в жалких лохмотьях, которые заставляли богатых людей отворачиваться, а сегодня... Заговорили и о его странной манере расплачиваться: ведь он всегда вытаскивал из кармана одну монету, и никогда, никогда не платил даже двух монет сразу.
Случалось, что ему предлагали купить что-либо и по недорогой цене, однако всякий раз повторялось то же самое. Чудеса, да и только!
Чудом это было и для него самого... он был богат... очень богат... но получал только по одной монете: они сыпались, как орехи с дерева жерива – по одному... Так по одному вылущивают и кедровые орехи...
Чудо, настоящее чудо и для него... он... богат... очень богат... Но все деньги, которые он получал, выручая их при сделках или от продажи чего-либо, исчезали из железного сундука, где он их хранил, исчезали, словно растворяясь в воздухе...
Он был богат... очень богат, и у него всегда хватало денег, чтобы купить то, что ему нравилось: достаточно было сунуть руку в гуайаку, и монеты начинали сыпаться... но никогда ни одна монета не оставалась в его кармане или в сундуке, они испарялись, словно вода на раскаленном кирпиче...
И вот поползли слухи... люди стали говорить, что гаушо заключил договор с дьяволом, что его деньги прокляты, потому что те, кто с ним имел дело, и тот, кто получал от него деньги, впоследствии заключали невыгодные сделки и теряли ровно столько, сколько получили из его рук.
Он покупал и расплачивался у всех на виду, что верно, то верно, торговец предъявлял ему счет и получал деньги, это так, но предпринимаемая сделка заведомо была убыточной.
Сам он тоже продавал и получал деньги, и это верно; но деньги, которые он складывал и хранил, словно уносил ветер, нет, их никто не крал и гаушо не терял их, но они исчезали, словно унесенные ветром.
А слухи все ползли и ползли; теперь уже говорили о том, что тут, конечно, не обошлось без колдовства в пещере Жарау, куда гаушо частенько наведывался, и что там-то, видно, он и продал душу за эти деньги...
И вот заспешили к пещере Жарау: горячие головы на рассвете, кто похитрее – с наступлением темноты, ну а смельчаки – либо в полночь, либо с первыми петухами.
А так как в этот путь люди пускались тайком, они, как тени, рыскали в тени деревьев, но так и не находили ни входа в пещеру, ни преграждающей путь стены, и громко взывали к святым...
Гаушо, однако, все стали сторониться, как бешеного быка.
Ему даже не с кем было поговорить: в одиночестве он ел жареное мясо, в одиночестве пил мате, и компанию ему составляли разве что собаки, которые выли то поодиночке, то все вместе.
Поденщики уходили от него и нанимались на работу к другим; торговцы отказывались как покупать у него, так продавать ему, а прохожие обходили стороной, только чтобы миновать его навес.
Призадумался тут гаушо, и крепко, о причине своего одиночества, которое его стало терзать и повергать в уныние.
Сел он на лошадь и поехал в горы. А подъехав к горе Жарау, услышал шум и с болотистого луга, и из зарослей на берегу реки, но, подумав, что это, должно быть, дикие лошади, начал подниматься на гору. Но то не были ни потревоженные дикие лошади, ни убегающий волк, ни рыскающий в гоpax броненосец; то были люди, люди, прятавшиеся друг от друга и от него.
Подъехал он к так хорошо ему знакомым и памятным деревьям, а подъехав, увидел бледное грустное лицо зачарованного ризничего. И первым, как и надлежало, заговорил, а сказал то же, что и в прошлый раз:
– Благословен господь бог наш!
– И ныне, и присно, и во веки веков, аминь! – ответил печальный ризничий.
Тут гаушо, не сходя с лошади, бросил к его ногам золотую монету и сказал:
– Возьми ее! Я предпочитаю бедность тому богатству, что принесла мне эта монета; она неразменна, это правда, но сдается мне, что на ней лежит проклятье, ибо она всегда одна, и тот, кому она достается, обречен на одиночество!