Отец и сын

!

А мать монашеский убор

Носила, не снимая, годы…

Пусть поплатился он потом,

Когда узнал о злой измене…

Царевич вновь услышал стон –

Увидел мать и сумрак кельи…

Он убедил давно себя,

Что был отцу совсем не нужен,

И жил о матери скорбя,

О жребии, что им был сужден.

Все наставления Петра

Он принимать не собирался,

Он видел в нем всегда врага,

И не любил, а лишь боялся.

Отец жениться разрешил…

Принцесса нежная – Шарлотта

Недолго с ним была… и сын

Был вверен дедовым заботам.

Но как отец мог допустить,

Простой немецкой девке пленной

Царицею своею быть…

А мать? Вот образ незабвенный!

Вся жизнь его – невнятный ком

Сплетенных, спутанных несчастий,

Где стянуты одним узлом

Чужие беды и напасти.

И даже сын его родной,

Петруша, вскоре позабудет

Отца и мать… Какой ценой

Царевич сердца жар остудит?!

Как получилось, что попал

Он в иноземную интригу?

Да, Алексей, конечно, знал –

Но шел совсем к другому мигу…

Он видел час звезды своей -

Когда в парче и блеске злата,

Воссядет он на трон царей,

Чтоб править всей страной богатой.

Как поквитается сполна

Со всеми злейшими врагами,

Как будет месть его сильна

Всем тем, кто мать топтал ногами…

Он видел на главе венец…

А в глубине сознанья билась

Тень мысли – а его отец?...

Но … как?... Тень дальше уносилась…

И все же цесаревич знал,

Но не хотел в душе помыслить,

Что может лишь один финал

Путь на престол ему расчистить…

Но ведь ему твердили все,

Что даже люд давно мечтает,

Чтоб Алексей на троне сел…

И мать скорбит и ждет в печали…

… От этих мыслей голова

Его давно уже клонилась,

А все ненужные слова

В висках кровавым пульсом бились.

Но вот, в молчанье тишины

Вдруг раздались шаги глухие…

Взметнулись тени у стены,

Сокрыв во тьме глаза слепые.

Дверь приоткрылась, тусклый свет

Проник во мрак и растворился…

Царевич глянул… Боже, нет…

Отец здесь, с ним! Пришел проститься?...

3. Последняя встреча

Петр вновь и вновь смотрел в глаза

Наследника… Найти пытаясь

Черты, что истребить нельзя,

Но тщетно… Сердце гулко сжалось.

И мысли понеслись волной:

«Ведь сын же… Боже, разве можно…

Он плоть и кровь моя, он – мой!

Он просто был неосторожен…»

Царевич понял, что сейчас

Отец уже готов поддаться…

И вновь ловил взгляд жестких глаз,

Стараясь искренним казаться.

И Петр сказал: «Алеша, сын!

Бог видит, как мне тяжко это –

Ты у меня всего один,

Я жду лишь твоего ответа…

Мне жаль, что мы с тобой давно,

Почти всегда, чужими были,

А общее, что нам дано,

Ветра непониманья сбили…

Еще не поздно, может быть,

Мы сможем понимать друг друга,

Чтоб не прервать нам рода нить,

Узлом, завязанную туго…

Я много сделал для страны,

Но многое еще осталось –

Дела мои не решены,

А на пороге стоит старость.

Ты мой наследник, я хотел

Отдать тебе свои прожекты –

Все, что я сделать не успел…

Чтоб ты хранил мои заветы.

Подумай, сын, моя страна

Поднимет голову над миром!

Какая гордость суждена

Когда-нибудь моей России!

Ведь я пытался научить

Тебя всему, что сам умею –

Но ты иначе хотел жить,

Я и сейчас не разумею…

Алеша, посмотри вокруг,

Боярский дух Россией правил,

Их вековой, седой испуг –

А я смириться их заставил.

Я не хочу России зла –

И иноземная личина

Не скроет мощь, какой должна

Гордиться новая Россия!

Я лишь хочу, чтоб понял ты –

Я взял все лучшее, что было…

Мой сын – прими мои мечты,

И воплоти их с новой силой!»

Петр замолчал, и Алексей

Заговорил, на крик срываясь:

«Я не хочу твоих идей,

И не пойму, как ни стараюсь…

Ты поломал российский люд,

Нарушил древние законы –

Принес на Русь ты пьянство, блуд,

Пускай твой хлеб клюют вороны!

Ты матери моей сгубил

Всю молодость, что безвозвратно

Ушла … А сам привольно жил

И время проводил приятно.

Древнейшие роды бояр

Лишал достоинства и чина,

Ты думаешь, никто не знал,

В чем скрыта первая причина?!

Отравлен ты был с юных лет

Немецкой Слободой проклятой –

И сколько натерпелся бед

Народ Руси, тобой распятый!»

Царевич перешел на визг…

А Петр все смотрел, не веря,

В его лицо, на капли брызг,

Что с губ срывались в это время.

Царь встал и к сыну подошел,

Сказал, уже гнев не скрывая:

«Ты сам до этого дошел,

Или бояре подсказали?!

Что, до меня не пил народ,

Не блудодействовал греховно?!

В глухих лесах который год

Сидела Русь, чудачеств полна…

Я люд работать научил,

Своим примером, между прочим…

В тебе я вижу чуждый пыл –

И ты назвал меня порочным…

Но разве это я мечтал,

Убив, занять чужое место?

Я видел в власти идеал?

И ты мне говоришь о чести?!

Пусть я порою был жесток,

Но к цели я всегда шел прямо –

И не давал мечты росток

Забить травою т репьями.

Ты мне не сын – боярский плющ!