Дочь Болотного царя

Но средь лесов живут в дурмане и словно манят вглубь кого-то,

Запутав в сумрачном тумане, хмельные дикие болота…

Их Царь жесток и дик – бездушен, не зная жалости, любви,

Живет… И свет ему не нужен – одни болотные огни.

Болотный царь затянет в тину любого, кто придет сюда,

А дальше – дно болот, трясина – и свет померкнет навсегда…

И души тех, кто здесь остался, погребены в тумане мглы –

В огни болота превратятся, вплетаясь в ожерелье тьмы.

Однажды утром аист белый, кружась над гладью черных вод,

Услышав детский плач несмелый, спустился вниз и сбавил ход…

Как колыбелька, лотос нежный качался в сердце злых болот,

А в лепестках лилово-снежных малютка плачет и зовет!

Когда туманная завеса рассеялась от взмахов крыл,

Увидел аист – то принцесса…И в изумлении застыл.

Но поразмыслив, он подумал, что прилетел сюда не зря –

Малютка – дочь ее, свет лунный…И дочь Болотного царя!

И ручку свив для колыбели из стебля лотоса и трав,

Отнес малютку он на берег, ничуть при этом не устав.

Он вновь задумался и вспомнил, что викинга жена давно

Мечтает, чтобы он исполнил ее желание одно.

Что много лет подряд с надеждой она его прилета ждет,

Но нет детей у ней, как прежде, она давно в тоске живет.

И проводив болота взглядом, он полетел к себе домой,

И положил малютку рядом со спящей викинга женой.

лаза открыв от шума крыльев, она в восторге замерла,

И руки опустив бессильно «Спасибо» - прошептать смогла…

Но тут же спрыгнула с постели и побежала слуг скликать,

Чтоб приготовить пир успели – рожденье дочери справлять!

Омыта утреннею негой нежнейших лотоса цветов,

Она дает ей имя – Хельга, как аромат лесных ветров.

Немного радость омрачало лишь то, что маленькая дочь

От материнских ласк кричала, царапалась… Спустилась ночь…

Когда заката луч последний исчез за темной пеленой,

Сидела жаба на постели пред стихшей викинга женой!

Она не верила виденью – искала Хельгу и звала,

Не зная, по чьему веленью исчезнуть девочка могла.

Но успокоившись немного, на жабу посмотрела вновь,

И вдруг, с неясною тревогой в глазах увидела…любовь!

Как безобразна была жаба, но так печальна и кротка!

Сама попасть внутрь не смогла бы она, ведь в двери три замка…

И женщина, ее жалея, ласкала жабу, как дитя –

Вдруг луч рассвета, пламенея, на жабу пал, сквозь тьму летя…

Малютка Хельга, как принцесса – в объятьях матери своей

Кусалась, словно зверь из леса, хотела вырваться скорей!

И женщина, вздохнув печально, взглянула снова на нее,

Но кроме злобы изначальной не увидала ничего.

«Как видно, это духи злые околдовали дочь мою –

Пусть ждут ее ветра больные, и все же я ее люблю!»

Она подумала, что викинг не должен знать ее беды –

Лишь только днем он дочь увидит, как лотос в капельках воды.

Ведь по традиции суровой дитя, рожденное больным,

С обрыва нужно бросить в море, чтоб род не сделался худым.

Она не даст ее на гибель, ведь может быть, потом она

Сумеет снять заклятье. В мире есть духи светлые добра!

И с той поры она скрывала ночами Хельгу от людей,

Но как помочь – пока не знала, а дочь любила все сильней.

И вот из дальнего похода домой вернулся викинг вновь,

Увидел в дочке дикость рода, и в нем развеселилась кровь!

Он закатил пир небывалый, что продолжался много дней –

На драгоценных покрывалах несметная толпа людей!

На месте главном и почетном сам викинг со своей женой

Сидел средь роскоши несчетной – вино и мед лились рекой.

И скальды прославляли рьяно супругу викинга и дочь –

И весь народ хмельной и пьяный им вторил. Наступила ночь…

И снова жаба грустно, нежно на мать несчастную глядит

С любовью и тоской безбрежной – с ней рядом на постели спит.

6. Юность

Как быстро годы пролетели – шестнадцать весен пронеслось,

Журчанье стихло, смолкли трели…Взметнулось облако волос…

На диком жеребце галопом, вцепившись в гриву, без седла

Несется прямо к горизонту красавица, как ночь-луна.

Глаза, как ночь и звезды юга, а косы – ворона крыло,

Изогнуты капризно губы – азарт пьянит как хмель-вино.

Да, Хельга расцвела, как лотос, и распустилась, как цветок.

Прекрасный лик и нежный голос – нрав необуздан и жесток!

Она не знает состраданья, не знает жалости, любви –

И материнские стенанья затихнут в сумрачной дали…

Она так любит забавляться, чтоб слышать материнский плач –

В стремнине дикой искупаться, иль без седла носиться вскачь.

А то еще на край колодца присесть, качаясь на весу –

На мать взглянув через оконце, вдруг спрыгнуть прямо в глубину!

В забавах диких, безрассудных, соперников у Хельги нет –

В опасных играх и бездумных она живет уж много лет.

И лишь к закату понемногу стихает буйный ее нрав,

Как будто тихую тревогу приносит запах сонных трав.