Винни Пух и все все все!

-------------

Вот здесь лежит большущий ствол,

А он стоял вверх головой,

И в нем Медведь беседу вел

С его хозяйкою (Совой).

Тогда не знал никто-никто,

Что вдруг случится ужас что!

Увы! Свирепый Ураган

Взревел — и повалил Каштан!

Друзья мои! В тот страшный час

Никто-никто бы нас не спас.

Никто бы нам бы не помог,

Когда б не Храбрый Пятачок!

— Смелей! — он громко произнес. —

Друзья, скорей найдите трос

(Допустим, толстенький шпагат,

А лучше — тоненький канат).

И знайте: пусть грозит Беда,

Для Смелых выход есть всегда!

И вот герой вознесся ввысь,

Туда, туда, где брезжил свет, —

Сквозь щель Для Писем и Газет!

Хоть все от ужаса тряслись

И говорили "Ох" и "Ах", —

Герою был неведом страх!

О Храбрый, ХРАБРЫЙ ПЯТАЧОК!

Дрожал ли он? О нет! О нет!

Нет, он взлетел под потолок

И влез в "Для писем и газет".

Он долго лез, но он пролез

И смело устремился в Лес!

Да, он, как молния, мелькнул,

Крича: — Спасите! Караул!

Сова и Пух в плену. Беда!

На помощь! Все-Все-Все сюда! —

И Все-Все-Все (кто бегать мог)

Помчались, не жалея ног!

И вскоре Все-Все-Все пришли

(Не просто, а на помощь к нам),

И выход тут же мы нашли

(Вернее, он нашелся сам).

Так славься, славься на века

Великий Подвиг Пятачка!

— Вот, значит, как, — сказал Пух, пропев все это трижды. — Вышло не то, чего я ожидал, но что-то вышло. Теперь надо пойти и спеть все это Пятачку.

"Я ищу новый адриск для Совы ты тоже Кролик".

— Что все это значит? — спросил Иа.

Кролик объяснил.

— А в чем дело с ее старым домом?

Кролик объяснил.

— Мне никогда ничего не рассказывают, — сказал Иа. — Никто меня не информирует. В будущую пятницу, по моим подсчетам, исполнится семнадцать дней с тех пор, как со мной в последний раз говорили.

— Ну, семнадцать — это ты преувеличиваешь…

— В будущую пятницу, — пояснил Иа.

— А сегодня суббота, — сказал Кролик, — значит, всего одиннадцать дней. И, кроме того, я лично был тут неделю назад.

— Но беседа не состоялась, — сказал Иа. — Не было обмена мнениями. Ты сказал "Здорово!" и промчался дальше. Пока я обдумывал свою реплику, твой хвост мелькнул шагов за сто отсюда на холме. Я хотел было сказать: "Что? Что?" — но понял, конечно, что уже поздно.

— Ну, я очень спешил.

— Должен говорить сперва один, потом другой, — продолжал Иа. — По порядку. Иначе это нельзя считать беседой. "Здорово!" — "Что, что?" На мой взгляд, такой обмен репликами ничего не дает. Особенно если когда приходит ваша очередь говорить, вы видите только хвост собеседника. И то еле-еле.

— Ты сам виноват, Иа. Ты же никогда ни к кому из нас не приходишь. Сидишь как сыч в своем углу и ждешь, чтобы все остальные пришли к тебе. А почему тебе самому к нам не зайти?

Иа задумался.

— В твоих словах, Кролик, пожалуй, что-то есть, — сказал он наконец. — Я действительно пренебрегал законами общежития. Я должен больше вращаться. Я должен отвечать на визиты.

— Правильно, Иа. Заходи к любому из нас в любое время, когда тебе захочется.

— Спасибо, Кролик. А если кто-нибудь скажет Громким Голосом: "Опять Иа притащился!" — то ведь я могу и выйти.

Кролик нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

— Ну ладно, — сказал он, — мне пора идти. Я порядком занят сегодня.

— Всего хорошего, — сказал Иа.

— Как? А, всего хорошего! И если ты случайно набредешь на хороший дом для Совы, ты нам сообщи обязательно.

— Обещаю, — сказал Иа.

И Кролик ушел.

Пух разыскал Пятачка, и они вдвоем побрели снова в Дремучий Лес.

— Пятачок, — застенчиво сказал Пух, после того как они долго шли молча.

— Да, Пух!

— Ты помнишь, я говорил — надо сочинить Хвалебную Песню (Кричалку) насчет Ты Знаешь Чего.

— Правда, Пух? — спросил Пятачок, и носик его порозовел. — Ой, неужели ты правда сочинил?

— Она готова, Пятачок.

Розовая краска медленно стала заливать ушки Пятачка.

— Правда, Пух? — хрипло спросил он. — Про… про… тот случай, когда?… Она правда готова?

— Да, Пятачок.

Кончики ушей Пятачка запылали; он попытался что-то сказать, но даже после того, как он раза два прокашлялся, ничего не вышло. Тогда Пух продолжал:

— В ней семь строф.

— Семь? — переспросил Пятачок, стараясь говорить как можно небрежнее. — Ты ведь не часто сочиняешь Кричалки в целых семь строф, правда, Пух?