Нож и Белые Скалы
Выслушать меня пришли все люди -- мужчины и женщины, и у каждого был свой волшебный нож. Их ушами и языком была жрица.
Я заговорил. Я говорил долго, и слова текли медленно, словно овцы, когда они рядами проходят мимо стоящего на пригорке пастуха, который считает и тех овец, что уже дошли до него, и тех, что еще только подходят. Я просил волшебные ножи для своего народа. Я сказал, что мы принесем мясо, молоко, шерсть и разложим все на траве около деревьев, если Дети Ночи оставят там ножи. Им понравилось это предложение. Их жрица спросила: "Ради кого ты пришел?"
"Ради своего народа. Овцы -- они как люди. Если Зверь убьет овец, мы умрем. И вот я пришел за волшебным ножом, чтобы убить Зверя".
"Мы не знаем, -- сказала она, -- позволит ли наш бог торговать нам с народом Голых Скал. Подожди, пока мы его спросим".
Когда они поговорили со своим богом (а их бог -- он же и наш бог), жрица сказала: "Ему нужно доказательство, что твои слова правдивы".
"Какое доказательство?"
"Бог говорит, что если ты пришел ради народа, ты отдашь ему правый глаз, а если ради чего-то другого -- то нет. Такое доказательство требует бог. Мы ни при чем".
"Это тяжелое доказательство. А другого пути нет?"
"Есть. Если хочешь, можешь уйти хоть сейчас, сохранив на лице оба глаза. Но тогда твой народ волшебных ножей не получит".
"Мне было б легче знать, что меня должны убить", -- сказал я.
"Наверно, бог знал и это. Смотри! Мой нож уже готов!"
"Так не теряй же времени!" -- воскликнул я.
И она выколола мне глаз своим раскаленным над огнем ножом. Она сделала это своими руками. Я был сын жрицы. Она была жрицей. Это работа не для простого человека.
-- Да, -- согласился Пак. -- Не для простого. А что было потом?
-- Потом я больше уже этим глазом не видел. И еще я обнаружил, что одним глазом видишь все вещи не совсем там, где они есть на самом деле. Попробуй закрыть один глаз.
Дан прикрыл один глаз рукой, потянулся за каменным наконечником и промахнулся.
-- А ведь правда, -- прошептал он Юне, -- расстояния кажутся не такими, когда смотришь только одним глазом.
Пак, наверно, проделывал тот же эксперимент, потому что человек, посмеиваясь над ним, сказал:
-- Можешь не проверять. У меня даже сейчас нет полной уверенности, когда я собираюсь нанести удар. -- Он продолжал рассказ. -- Я оставался у Детей Ночи, пока мой глаз не зажил. Они говорили, что я -- сын Тора, бога, который положил правую руку в пасть зверя. Они показали мне, как расплавляют красные камни и делают из них волшебные ножи. Они научили меня песням-заклинаниям, которые они поют, когда куют ножи. Я знаю много заклинаний.
Он рассмеялся, как мальчик.
-- Я думал о том, как пойду домой, и о том, как удивится Зверь. К этому времени он уже снова вернулся. Как только я вышел из деревьев и ступил на свою землю, я сразу почувствовал запах волков и увидел их. Они не знали, что у меня есть волшебный нож -- я прятал его под одеждой, -- нож, который дала мне жрица. Эх! Жаль, что миг торжества такой короткий! Ты только представь! Вот один волк меня чует. "Boy, -- говорит он. -- Здесь мой пастух!" Вот он приближается большими скачками, распустив хвост по ветру, вот он вертится вокруг, припадает к земле, полный веселья от предвкушения скорой, теплой добычи. Вот он прыгает -- и о! -- вы бы только видели его глаза, когда уже в полете он замечает нож, да, нож, выставленный ему навстречу. Нож рассекает его шкуру, как тростинка свернувшееся молоко. Другие волки иногда и взвизгнуть не успевали. Я даже не сдирал шкуру со всех волков, которых убил. Часто я только ранил волка. Тогда я брал каменный топор и добивал его. Зверь не дрался! Зверь знал, что такое нож! Еще до вечера он узнал, как пахнет его кровь на моем ноже, и удирал от меня, как заяц. Он все понимал! Я шел гордо, как и подобает идти человеку -- победителю Зверя!
И вот я вернулся в дом своей матери. Там был ягненок, которого надо было убить. Я рассек его пополам и рассказал матери все, что со мной произошло. Она сказала: "Это труд, посильный лишь богу". Я поцеловал ее и рассмеялся. Пошел я к своей Возлюбленной, которая приходила ждать меня у прудов. Там был ягненок, которого надо было убить. Я рассек его пополам и рассказал ей все, что со мной произошло. Она сказала: "Это труд, посильный лишь богу". Я рассмеялся, но она оттолкнула меня и убежала. Она стояла справа, с той стороны, где я ничего не видел, и поэтому я не успел ее поцеловать. Пошел я к пастухам, охраняющим овец.