Капризуля

Жили-поживали крестьянин и его жена: он работал на поденщине, она пряла и ткала. Малыш их был на удивление всем соседям. Грудь он не брал уже несколько месяцев, и мама, одев его, умыв и причесав, сажала в уголке на старенькое одеяло и приговаривала:

— Малыш ты мой, малыш, как королевич ты сидишь.

А тот расставит ножки, положит ручки на колени и не шевелится. Ему нравилось смотреть, как вертится и скачет мамино веретено, и только по глазам его было ясно: он не кукла.

— И не смеется никогда, кума? — спрашивали соседки.

— Никогда!

— И не плачет никогда, кума?

— Никогда!

— Но видно все-таки: он бойкий и смышленый.

— Пока что знай себе растет.

В самом деле, малыш рос белокожим, золотоволосым, ладненьким, однако не смеялся, не плакал и не лопотал.

Скажет ему мама:

— Детка, посиди-ка здесь... Он и сидит.

— Детка, делай это, детка, делай то. И он делал это, делал то.

Соседки, у которых дети были форменные бесенята, завидовали ей.

Однажды утром лил дождь как из ведра, крестьянин на работу в поле пойти не мог и, заложивши руки за спину, с порога наблюдал за хмурым небом и бежавшим по дороге водяным потоком. Вдруг видит убогого старика — сгорбленного и промокшего до нитки. Покачиваясь, тот старался не свалиться в лужу и не решался двинуться вперед.

Крестьянин пожалел его и, взяв под руку, сказал:

— Дедушка, идите к нам, укройтесь от дождя!

— Благодарю, сынок.

— Люди мы небогатые, но сердцем не черствые.

— Спасибо, сынок. Тут вышла и жена:

— Пожалуйте к огню, обсушитесь.

Старик присел у очага, и от одежды его пошел такой пар, точно она загорелась. Миг, другой — она и высохла.

Крестьянин и его жена смотрели и дивились. Снаружи дождь все лил как из ведра.

— Дедушка, вам нужно что-нибудь?

— Глоток водицы, дочка. Стакана не надо. Он взял за ручки глиняный кувшин и поднес

к губам. Кувшин был почти полон, и он пил, пил, пил, не переводя дыхания, пока там не осталось ни единой капли.

Крестьянин и его жена глядели и дивились.

— Дедушка, вам нужно что-нибудь еще? Лю- ди мы небогатые, но сердцем не черствые.

— После водицы, детки, хорошо б чуть-чуть винца.

— Уж сколько есть, не обессудьте. Был у них бочонок, едва-едва початый.

— Спасибо, дочка. Без стакана обойдусь. Взял бочонок, откупорил оба днища и пил,

пил, пил, пока не выпил до последней капли.

Муж и жена глядели и дивились.

Малыш сидел на стуле, там, где посадила его мама.

— Это ваш сынок? — спросил старик.

— Да, дедушка, наш сын.

— И никогда он не смеется?

— Никогда.

— И никогда не плачет?

— Никогда.

— И всегда сидит так смирно?

— Всегда сидит так смирно.

— Дайте-ка взглянуть.

Усадил старик малютку на колени, расстегнул его рубашечку. Смотрел и головой качал.

Оттянул воротничок, стал оглядывать спинку и плечики — смотрел и головой качал.

Шею малыша закрывали локоны. Старик их отодвинул и осмотрел под ними кожу.

— О! Ну что ж! Ну что ж! Малютке посчастливилось !

И посадил его опять на стульчик. Снаружи дождь все лил как из ведра.

— Дедушка, вам нужно что-нибудь еще? Люди мы небогатые, но сердцем не черствые.

— То хотелось пить мне, а теперь чего-нибудь съесть.

— Хлеб, сыр, яйца, лук — чем богаты, тем и рады...

Крестьянин накрыл стол скатертью, а его жена принесла сыр, лук и хлеб.

— Яйца выпьете сырыми или вам яичницу?

— Все равно, хозяйка.

Старик разломил буханку хлеба и взялся за еду; в одно мгновение от хлеба, сыра, луковиц не оста-

лось и следа. Потом исчезли яйца и еще одна буханка, вновь принесенный сыр и лук... Как будто целый месяц старик не брал в рот ни крошки. Крестьянин и его жена глядели и дивились.

— Дедушка, запасы наши вышли...

— Прилягу-ка я в уголке, посплю.

— Ложитесь на кровать!

Но старик, свернувшись в уголке калачиком, уже вовсю храпел. Заснул и мальчик.

Чтобы не мешать, крестьянин и его жена перешли в другую комнату. Было им тревожно, но они не подавали виду.

Кто этот старик, который столько съел и выпил? И как понять его слова: «Ну что ж! Ну что ж! Малютке посчастливилось!»

— Он, наверное, чародей! — шепотом сказал крестьянин.

— Наверное, колдун, — вполголоса произнесла жена.

— А мы оставили с ним спящего ребенка!

— Тсс!

— Тсс!

И они пошли туда на цыпочках, с ужасом в глазах.

Малыш все так же спал на стуле... А старика и след простыл! На столе лежали две большущие сдобы, круг сыра, несколько свежайших луковиц и полдюжины яиц на блюде.

— Он — колдун!

— Он — людоед!

Вдруг малыш открыл глаза и, недовольный тем, что помешали ему спать, начал громко плакать, чего раньше не случалось!

Потом, увидев на столе большие сдобные булки, стал бить в ладоши и безудержно смеяться, чего прежде не бывало.