Цветок Развяжи-язычок
Оборванный так резко, князь изменил тон.
— Волшебник, добрый волшебник, прошу вас...
— Не волшебник я. Отстань!..
— Колдун, всемогущий колдун...
— Не колдун я! Ишь ты, разболтался! Короче, что тебе угодно?
И князь все подробно изложил. В общем, требовалось уничтожить вредное растение.
— Да понял я! Понял! Пошлю Точи-Точи, и он все сделает.
— А кто такой Точи-Точи?
— Червяк, черный и мохнатый, с сотней ножек, размером с твой мизинец. Дай ему неделю.
Князь заметил усилия Точи-Точи уже наутро, только начал тот трудиться в дальнем конце сада Садовник был в отчаянии: погибали растения цветы, газоны... Где проходил прожорливый Точи-Точи, не оставалось уж ни листьев, ни кустов, ни побегов виноградной лозы!
День, другой, еще один... ничем нельзя было сдержать опустошительную мощь этой мохнатой
черной гусеницы с сотней ног, которая сжималась, распрямлялась, изгибалась вся дугой и без устали точила и точила!
Видя это разорение, княжна, однако, за любимца своего, похоже, не печалилась и не боялась. Она сидела, как обычно, возле мраморного цоколя, где стоял горшок, и, почистив, окопав, полив растеньице — ну, мыслимое ли дело, князь просто голову терял! — делала едва заметные жесты и движения, вела себя как человек, который с кем-то говорит, хотя ни слова не произносила.
Немая, слышала она нормально, и князь однажды, выйдя из укрытия, неожиданно спросил ее:
— Дочурка, с кем ты говоришь?
— Ни с кем, — сказала та губами и покачала головой.
— И тебе не жалко, что погибли все эти красивые растения, великолепные цветы?
Княжна пожала равнодушно плечиками, словно прекрасные растения, великолепные цветы, взращенные ее руками, к ней не имели никакого отношения.
Князь хотел было сказать ей: «Точи-Точи ведь доберется и сюда, до твоего растения!» Но промолчал, чтобы заранее ее не огорчать.
Вечером княжна с улыбкой наблюдала, как с приходом темноты растение постепенно складывает листики и засыпает, а потом и сама спокойно отправилась спать.
На рассвете князь спустился в сад — убедиться, что Точи-Точи извел проклятое растеньице. Но Точи-Точи описывал круги по краешку горшка, вытягивая шею, изгибая спину и не смея тронуть ни единый лист. Наконец свалился
вниз и, поспешно складываясь и растягиваясь, удалился и исчез.
Попадись колдун в эти минуты князю, ног бы не унес! При виде учиненного в саду разора сердце его кровью обливалось.
И отправился он жаловаться на Точи-Точи.
— Весь сад мне погубил, а к тому растению не прикоснулся!
— Точи-Точи, бедняга, помер от несварения!
— Так что же делать с тем растеньицем?..
— Уцелел один цветок — Развяжи-язычок.
А у самого цветка — ни зубов, ни языка.
Князь не разобрал последних слов, которые колдун прошамкал себе в длиннющую бороду, и напрасно пытался получить еще какой-нибудь ответ.
Ужасно злой, он по дороге представлял, что сделает, придя домой. Растеньице почти лишило его дочери — столько времени с утра до вечера она с ним возилась. Только тем и занималась, что обрывала сухие листики, окапывала стволик, поливала, защищала в зной от солнца, а после, сидя возле мраморного цоколя, где стоял горшок, жестикулировала, улыбалась и даже смеялась, словно беседовала с каким-то невидимкой. Неужели и впрямь это растение, уже подросшее, с зелеными и прозрачными, как изумруд, тонкими зубчатыми листочками, так не похожими на листья всех других растений, — неужели впрямь беседовал с княжной этот цветок развяжи-язычок, как назвал его колдун?
Он направился прямо в сад, но в воротах встретились ему два господина, желавшие с ним
говорить. Соседний князь прислал их просить руки княжны для своего сына.
— К сожалению, княжна нема!
— Молодой князь знает, он сказал, что это даже к лучшему.
Князь решил немедленно спросить у дочери.
А та, не дав ему договорить, жестами, глазами, всем телом и протяжным, негодующим мычанием дала ему понять:
— Нет! Нет! Нет!
Князь вышел из себя. Он схватил растение обеими руками за макушку и стал бить горшком о землю.
— Папа, что ты делаешь? Ты что?
От испуга княжна вновь обрела дар речи и с криками пыталась удержать отца.
Глиняный горшок разбился на мелкие кусочки, но корешки растения стали удлиняться и утолщаться, а ветки с листьями превращаться в одежду. И в руках у князя вскоре оказались золотые волосы красавца юноши, который, вставши на ноги, едва князь выпустил его, отвесил княжне любезнейший поклон и поцеловал ей руку-
— Знаешь, папа... Знаешь...
Княжна, похоже, сразу хотела наверстать упущенное ею за годы немоты.
— Знаешь, папа... Знаешь...
И рассказывала, приговаривая то и дело: «Зна- ешь, папа.