Двенадцать царевен и заколдованный дворец

Живало-бывало да навек пропало...

Жил да был один парнишка, круглый сирота. Батрачил то у одного, то у другого, чтобы хоть как-нибудь прокормиться. Был опрятен, любил чистоту, и все сельские парни ему завидовали. Батраки его недолюбливали и по-всякому над ним насмехались, а он на их болтовню и внимания не обращал, знай делал свое дело. Когда они собирались по вечерам и наговоривали с три короба, он притворялся, будто ему невдомек, что камешки в его огород бросают, дурачком прикидывался. Вот его и прозвали сельским растяпой.

Хозяева, у которых он батрачил, были им премного довольны и наперебой переманивали. А как пройдет он по улице, девки друг дружку локтями подталкивают да сквозь опущенные ресницы поглядывают. И то сказать, было на что поглядеть. Лицом чист да пригож, волосы, как вороново крыло, волной спадают на белоснежную шею; усы едва пробиваются, словно тень легла над верхней губой, а глаза-то! Глаза, матушки мои! — Всем девкам сердце растревожили.

Пригонит он коров на водопой — девки наперебой стараются найти повод для разговору, а он никого не замечает и будто даже не знает, чего им надо.

Вот они и придумали между собой прозвать его сельским красавчиком, будто им и нужды нет, что он на них вовсе не смотрит. А он и вправду, куда как красавец!

И по сторонам не глазел, а ходил, пас коров, и все в его руках спорилось, не чета другим батракам.

Не знаю уж, что он делал, как так выходило, а только коровы в его стаде были глаже, чем у других батраков, и молока больше давали; в местах, где он пас скотину, трава была куда как гуще да сочнее. И где бы его нога ни ступала, сразу заметно было, даже бурьян веселее глядел.

Видать, в добрый час парень родился и ему на роду написано высоко летать. Но он об этом и не догадывался и мысли такой не имел — возгордиться; не знал, что скрывается за завесой времени. А смиренно делом своим занимался и ни словом или как-нибудь по-другому никого не затрагивал и ни к кому не привязывался. Потому и не взлюбили его сельские парни да -батраки.

Как-то раз по весне, притомившись в беготне за коровами, присел он в тени под большим развесистым деревом и заснул. И ведь место-то выбрал какое! Ложбинку, сплошь в цветах, и все распустились, едва человеку пробраться можно. Поодаль

ручеек течет из родничка на склоне пригорка, змейкой бежит, пробивается среди лопухов да всякой травы, и от журчанья этой воды человека ко сну клонит. Дерево, под которым парень в тени укрылся, величавое и как будто до облаков достать силится. На широких ветках птички поют, гнездышки вьют. Тень от густой листвы так и манит прохладой. Скажу вам, парень этот вовсе был не растяпа, сельские батраки возводили напраслину, прозвав его так, Только он голову приклонил, как сразу и уснул.

И едва заснул, я и рассказать еще не успел, а уж он вскочил. Сон хороший ему приснился, вот он и встрепенулся.

А приснилось парню, будто явилась ему добрая фея, краше всех фей, какие только бывали между небом и землей, и велела ему отправиться ко двору царя, который теми краями правил, мол, там его судьба должна славно устроиться.

Проснулся он, диву дается: «Что же это такое было?». Призадумался, целый день терзается и никак в толк не возьмет, что этот сон означает. Невдомек ему, что это звезда, под которой он родился, дорогу ему показывает.

На другой день, выгоняя коров на пастбище, он опять свернул с дороги к тому самому дереву, прилег у его ствола, и опять ему тот же сон привиделся.

Пробудившись, он говорит себе: «Э, да тут дело не чистое!» — и снова весь день думушку думает.

На третий день он нарочно отправился той же дорогой, мимо этого дерева, лег под ним, и приснился ему тот же самый сон, только на этот раз фея даже пригрозила ему хворью и всякими невзгодами, если он не' пойдет, куда велено.

Тут он встал, погнал коров домой, загнал их в хлев, явился к хозяину и говорит:

— Хозяин, у меня думка есть: пойду я по свету, куда глаза глядят, счастья искать. Сколько я батрачил, а ничего не нажил, и не видать, что сумею этак-то на ноги стать. Будь добр, дай мне расчет.

— Да что тебе, малый, вздумалось уходить от меня? Может, жалованье я тебе скудное положил? Или харчей не хватает? Лучше оставайся-ка у меня, а я тебе невесту хорошую подыщу на селе с каким ни на есть приданым, да от себя подсоблю,чем только в силах, заживешь ты своим домом, как все добрые люди, к чему тебе по свету мыкаться неприкаянным?

— Нет, хозяин, я всем доволен, и харчей хватает, только так уж мне приспичило — пойду по белу свету и ни за что теперь не останусь.

Хозяин видит, что его ничем не удержишь, рассчитал его, выдал, что полагалось, и он, попрощавшись, ушел.