Сказка о ниджаранском базаре
А прохожий, вопреки ожиданиям Моше, не упал, а остался стоять вытянувшись как суслик, только что руки держал по швам.
Змея медленно поползла к нему, оставляя на песке влажную полоску с винным отливом. Застыв в нескольких шагах от человека змея вдруг ударила и прохожий полетел на песок. Никто не кричал, царило полное молчание, только, казалось, позванивает грязное лезвие нависшего над головой неба. Человек с трудом приподнялся, но змея мгновенно обвила его, сдавила, раздался хруст костей и совершенно не вяжущийся с этим холодным человеком жуткий стон, и это было особенно страшно. Змея тут же отпустила человека, чуть отползла, разглядывая валяющееся на песке сломанное тело, а потом вдруг жадно дёрнула головой, нанося укус.
В этот миг Моше получил страшный удар по голове и потерял сознание.
Когда он очнулся, было уже совсем темно. Он лежал на коврике, под навесом с внешней стороны и чувствал себя совершенно пустым, будто высосанным. Вокруг почти не было людей, но недалеко от него сидели трое и, лениво переговариваясь, жрали при свете слабенькой свечки. Разглядеть их было невозможно, и голоса были незнакомыми. Один из них вдруг сказал:
-Сделочка-то с Индией тю-тю.
-Чего вдруг? Такую суету подняли!-спросил второй, облизывая пальцы.
-Индийский торговец оказался поддельный,-ответил первый.-Купцы пошли к гадалке на масле гадать на удачу сделки, к самой Соньядиде, та посмотрела в свой кувшин и всё им открыла. Оказывается жирная Салима заворожила какого-то нового подручного Узиэля, превратив в индийца.
-И что теперь?-с интересом спросил третий.
-Старая ведьма сбежала из города, оставив письмо, где во всём обвиняет этого парня,-ответил первый-И вакиль тоже говорит, что его обманули. Узиэль с присными закрылся в доме и боится выйти, говорят кади готовит штурм, а то и собирается просто сжечь всё это колдовское гнездо. А подручного везде ищут, сам понимаешь зачем.
Моше тихонько приподнялся и попытался отползти, но наткнулся на лежащий рядом холодный, твёрдый труп. Прохожий лежал рядом с ним, у него было белое, почему-то очень высокомерное лицо. Моше подавил тошноту и ужас и, тихо выкатившись вон из-под навеса, кинулся бежать.
Следующие несколько часов он бездумно шатался по ночному базару. Всё было ясно и он чувствовал себя окаменевшим, будто смерть постепенно вливалась в него и превращала в неживое. Он видел как убивает Базар надоевшие игрушки или тех, кто отказывается с ним играть. Теперь Базар вынес приговор ему, его срок закончился. Слова Исраэля о поездке в пустыню были первым шагом: нечисти будет даже забавнее прикончить непокорного Учителя и надоевшего Моше в своей вотчине—пустыне. История с Салимой-второй шаг. Откуда Базару знать, что он обо всём догадался? Услышав новость он должен был как заяц удариться в бега, и, возможно, опять через пустыню. А вакиль молодец—сразу включил его, никчёмного, в игру, иначе ему и дня бы тут не прожить, неумехе. Может Узиэль его затем и послал к вакилю.
И всё-таки Моше решил бежать через пустыню, уж очень невмоготу было умирать тут, на заплёванной и залитой помоями земле, среди грязных, выщербленных стен, среди гнусных рож. Бежать, не дожидаясь Учителя, одному. К тому же у него появилась ещё одна мысль, гордая и величественная, мужественная и... В общем, очень правильная.
Чтобы бежать из города, надо было нанять проводника с верблюдом. На широкой, поросшей сорняками площадке, заполненной вьючными животными, бегающими носильщиками и лениво пьющими кофе погонщиками, Моше нанял за два золотых человека, обещавшего отвезти его домой. Как пригодились, проклятые! Правда, на один из золотых пришлось купить еды и воды, оставив другой для оплаты задатка, но Моше был уверен—Шаалтиэль выручит. Ещё он купил длинный и острый нож, единственное оружие, которым он смог бы хоть как-то воспользоваться если что.
Потом он пошёл к дому Узиэля. Там, конечно, не было никакой осады и шума. Может купцы что-то и открыли, и даже что-то предприняли, но явно не то, что им приписывали сплетни.
А вот то, что Узиэль был дома, было настоящим чудом. И хорошим знаком.
Узиэль был непривычно тихим и подавленым, сидел сгорбившись на огромной подушке и глядел в пол. То ли тени так легли, то ли Моше был в подходящем настроении, но сейчас он бы назвал это лицо «благородным».
Моше медленно и с достоинством, как подобает обречённому, поделился своей жертвенной мыслью с бывшим хозяином. Где-то с середины лицо у того стало кривиться, постепенно возвращаясь к своему обычному выражению, и совсем к нему вернулось, когда Узиэль наконец поднял голову и, перебив Моше, устало спросил:
-