Рони, дочь разбойника

До чего же хитро он это придумал!

- Я думаю, что куда хитрее перестать разбой н и чать, - сказала Ронья. - Я всегда так думала.

Пер Лысуха улыбнулся ей беззубым ртом:

- Правда твоя, Ронья! Умница ты у нас. Но я слишком стар и немощен, чтобы втемяшить это Маттису в башку. Маттис бросил на него злобный взгляд:

- И это говоришь ты, лихо разбойничавший под началом моего отца и под моим! Перестать разбойничать! А на что тогда мы станем жить?

- А ты что, так никогда и не замечал, - ответил Пер Лысуха, - что на свете есть люди, которые не разбойничают, а осе же живут, не умирают?

-- Да, но как? - спросил Маттис с кислой миной.

- Я научил бы тебя, кабы не знал, что ты все равно будешь разбойником, покуда тебя не повесят. Но Ронье я поведаю однажды маленькую тайну.

- Что это еще за тайна?

- Как я уже сказал, - отвечал Пер Лысуха, - я поведаю ее Ринье, чтобы она не пропала, когда тебя повесят.

- Повесят, повесят, повесят! - разозлился Маттис. - Накаркаешь беду, старый ворон! Замолчи-ка лучше!

Дни бежали, а Маттис не слушал совета Пера Лысухи. Но однажды утром, когда люди Маттиса еще не успели оседлать своих коней, Борка прискакал на лошади к Волчьему ущелью и пожелал говорить с Маттисом. Он принес недобрую весть. Его заклятый враг вызволил недавно двух людей из банды Борки, и потому он пришел предупредить Маттиса. Борка сказал, что в этот день ни один разбойник не должен высовывать носа из леса, если не хочет лишиться жизни. На них снова устроили облаву. Он только что был на Разбойничьей тропе и узнал, что кнехты сидят там в засаде. Двух его людей они успели схватить, а третьего сильно ранили стрелой, когда тот пытался бежать.

- Эти злодеи лишают бедных разбойников куска хлеба! - с горечью сказал Борка.

Маттис нахмурил брови:

- Нет, нам надо поскорее проучить их хорошенько! Долее терпеть нельзя!

Лишь потом он заметил, что сказал ".нам", и тяжело вздохнул. Он постоял молча, меряя Борку взглядом с ног до головы.

- Может, нам... объединиться, - сказал он под конец и сам ужаснулся своим словам. Надо же сказать такое Борке, сыну Борки! Его отец, дед и прадед перевернулись бы в гробу, услышав это!

А Борка оживился:

- Впервые слышу от тебя умные слова, Маттис! Одна сильная банда, что может быть лучше! И один сильный главарь. Я знаю одного такого, - сказал он и распрямил плечи, - сильного и толкового, как я!

Маттис разразился громовым хохотом:

- Пошли, я покажу тебе, кто достоин быть главарем.

И вышло так, как хотел Пер Лысуха. Маттис и Борка решили, что устроить поединок - мысль хорошая. Разбойников эта новость до того поразила, что они в утро поединка повалили валом в каменный зал, и Лувис была вынуждена выгнать их.

- Вон отсюда! - закричала она. - У меня уши болят от ваших воплей.

С нее хватало слушать Маттиса, который, скрипя зубами, ходил взад и вперед по каменному полу и грозился измолотить Борку так, что после даже Ундис его не узнает.

Пер Лысуха хмыкнул:

- Не хвались, идучи на рать, говаривала моя матушка!

Ронья поглядывала неодобрительно на расходившегося отца:

- Я не стану смотре! i., как ты будешь его молотить.

- Да тебе и не положено, - ответил Маттис.

Обычай не велел женщинам и детям смотреть на поединок. Счи-галось, что им вредно глядеть на "схватку диких зверей". Так называли подобное единоборство, жестокие приемы которого оправдывали такое название.

- Но ты. Пер Лысуха, приходи поглазеть, - добавил Маттис. - Хоть ты и немощен, "схватка диких зверей" тебя подбодрит. Иди сюда, старик, я посажу тебя на свою лошадь. Пора ехать!

Было холодное солнечное утро, землю запорошил иней. На поляне возле Волчьего ущелья стояли Маттис и Борка, их окружили кольцом разбойники из обеих банд, вооруженные копьями. Сейчас все увидят, кто достоин быть хёвдингом.

На уступе скалы сидел закутанный в звериную шкуру Пер Лысуха, похожий на старую ворону. Глаза его горели, он с нетерпением следил за тем, что творилось внизу.

Борцы сняли с себя теплую одежду и остались в одних рубашках. Стоя на замерзшей земле босиком, они играли мускулами и то и дело подрыгивали ногами, чтобы поразмяться.

- Гляжу я, - сказал Маттис, - нос у тебя посинел, Борка. Но так и быть, ты скоро у меня согреешься!

- И я тебе обещаю то же самое, - заверил Борка. В "звериной драке" никакие уловки и ухватки не считались позорными. Можно было ломать, рвать, выдирать, царапать и кусать, пинать босой ногой во все места, но только не в пах.