Рони, дочь разбойника

Ронья подняла голову.

- С какой стати ему топиться? Это из-за меня-то? Да он обо мне даже не вспоминает!

- Правда, днем он о тебе не вспоминает. Но каждую ночь зовет тебя во сне.

- Откуда ты знаешь? Он что, опять спит в твоей постели, а не в каморке Пера Лысухи?

- Да, Перу он мешал спать. Да и мне мешает. Но кто-то должен терпеть его, когда ему так худо.Она долго молчала, потом добавила:

- Знаешь, Ронья, тяжко смотреть на человека, когда он так мучается.

Ронья боялась вот-вот взвыть так, что горы рухнут. Но она сжала зубы и тихо спросила:

- Скажи, Лувис, если бы ты была ребенком и твой отец отказался бы от тебя и даже не хотел бы упоминать твоего имени, ты вернулась ULI к нему? Если бы он даже не подумал прийти и попросить тебя об этом?

Лувис помедлила немного с ответом.

- Нет, не вернулась бы! Пусть бы он попросил меня вернуться!

- Но Маттис никогда не попросит! - воскликнула Ронья. Она снова уткнулась в колени Лувис и смочила ее юбку из грубой шерсти тихими слезами.

Наступил вечер, стемнело. Самый тяжелый день был на исходе.

- Ложись спать, Ронья, - сказала Лувис. - Я посижу здесь, подремлю, а как станет светать, пойду, домой.

- Я хочу заснуть у тебя на коленях, а ты спой мне Волчью песнь! Она вспомнила, как однажды пыталась спеть эту пест. Бирку, но

ей это скоро надоело. А теперь Ронье не придется больше петь ему песни, это уж точно.

Но Лувис запела, и весь мир сразу преобразился. Положив голову на колени матери, Ронья заснула при свете звезд глубоким и сладким детским сном и проснулась лишь ясным утром,

Лувис в пещере уже не было. Но свою серую шаль, которой она укрыла Ронью, Лувис не взяла. Проснувшись, Ронья ощутила тепло этой шали и вдохнула ее запах. Да, это был запах Лувис. Еще он напомнил Ронье, как пахло от зайчонка, который был у нее когда-то.

У огня, опустив голову на руки, сидел Бирк. Рыжие пряди волос свисали ему на лицо. Он казался таким безнадежно одиноким, что у Роньи кольнуло в сердце. Она тут же все забыла и, волоча шаль, подошла к нему. Потом, остановившись, помедлила: а вдруг он не хочет, чтобы ему мешали? И все же спросила:

- Что с тобой, Бирк?

Он взглянул на нее и улыбнулся:

- Да вот, сижу здесь и горюю, сестренка!

- Из-за чего же?

- Из-за того, что ты мне по-настоящему сестра лишь когда Ревущий зовет меня. А не тогда, когда твой отец присылает людей с разными вестями. Потому-то я и веду себя иной раз как скотина, а после жалею об этом, если хочешь знать.

"А кому хорошо? - подумала Ронья. - Разве мне не обидно, что я никак не могу никому угодить?"

- Правда, я не могу тебя за это упрекать, - продолжал Бирк. - Я знаю, что так оно и должно быть. Ронья робко посмотрела на него.

- Так ты все же хочешь быть мне братом?

- Сама знаешь, что хочу. Я и так тебе брат везде и всегда. А теперь я скажу тебе, почему я хочу, чтобы нынче нас оставили в покое, чтобы никто из замка не приходил сюда. И почему я не хочу говорить о зиме!

Это Ронье хотелось узнать больше всего. Она удивлялась тому, что Бирк не боялся зимы. "Ведь сейчас лето, сестренка", - говорил он спокойно, будто зима никогда не настанет.

- У нас с тобой только одно лето для нас двоих, - сказал Бирк. - А когда тебя со мной не будет, мне и жизнь не в жизнь. Придет зима, и тебя здесь не будет. Ты вернешься в замок к Маттису.

- А как же ты? Где ты будешь жить?

- Здесь, конечно. Я бы мог попроситься назад, в крепость Борки. Они бы меня не выгнали, я знаю. Но к чему мне это? Тогда я тебя все равно потеряю. Я даже не смогу видеться с тобой. Уж лучше я останусь в Медвежьей пещере.

- И замерзнешь насмерть. Бирк засмеялся:

- Может, замерзну, а может, и нет. Надеюсь, ты будешь прибегать иногда ко мне на лыжах и приносить немного хлеба и соли. Да прихватишь мою волчью шубу, если сумеешь вызволить ее из крепости Борки.

Ронья покачала головой:

- Если зима будет такая, как в прошлом году, на лыжах далеко не уйдешь. Я не смогу пройти через Волчье ущелье. И если ты останешься в Медвежьей пещере, тебе придет конец, Бирк, сын Борки!

- Ну и пусть, - ответил Бирк. - Но ведь сейчас лето, сестренка! Ронья посмотрела на него без улыбки.

- Лето или зима... Кто сказал тебе, что я вернусь в Маттисбор-ген?

- Я сказал, И я сам отведу тебя туда. Замерзать здесь я собираюсь один, если уж мне это на роду написано. Но сейчас лето, ведь я уже говорил это тебе!

Лето не вечно, он это знал, и Ронья тоже знала.