Рони, дочь разбойника

Он мог бы испугат!. кого угодно, но только не Лувис. Она стояла, скрестив руки на груди, и смотрела на Маттиса, выходившего из каменного зала вместе со своими разбойниками, которые уносили Бирка. Перекинутый через плечо Маттиса Бирк лежал, как мертвый, медно-рыжие волосы свесились на глаза.

- Тьфу на тебя, Маттис! - крикнула вдогонку ему Ронья, прежде чем тяжелая дверь захлопнулась за ним.

В эту ночь Маттис не спал в своей постели рядом с Лувис, и, где он был, он-' HP -wia.

250

- Какое мне до него дело, - сказала она, - теперь я могу растянуться на постели хоть вдоль, хоть поперек.

Но спать она не могла. Она слышала, как горько плачет ее дитя, но дитя не подпускало ее к себе и не позволяло утешить себя. Эту ночь Ронья должна была пережить в одиночестве. Она долго лежала с открытыми глазами. Ненависть к отцу заставляла ее сердце сильно сжиматься. Но как тяжело ненавидеть того, кого ты привык так сильно любить всю свою жизнь! И потому эта ночь была для Роньи самой трудной из всех.

Под конец она заснула, но, как только Начало светать, в страхе проснулась. Скоро солнце встанет, и тогда ей нужно успеть к Адскому провалу, посмотреть, что там будет. Лувис пыталась удержать ее, но Ронья не послушалась. Она пустилась в путь, а Лувис молча пошла за ней.

И вот они снова стояли по обе стороны Адского провала, Маттис и Борка со своими разбойниками. Ундис тоже была там. Ронья издалека услыхала ее вопли и проклятия. Она проклинала Маттиса, да так, что всем жарко стало. Но Маттиса это нимало не смущало.

- Заставь-ка свою жену замолчать, Борка, - сказал он. - Не худо тебе послушать, что я скажу.

Ронья встала за его спиной, чтобы он не увидел ее. Видеть и слышать все это ей было просто невыносимо. Рядом с Маттисом стоял Бирк. Теперь он не был связан по рукам и ногам, но шею его сдавливал ремень, а конец ремня держал Маттис. Можно было подумать, что он ведет собаку на поводке.

- Ты человек жестокий, Маттис, - сказал Борка, - и подлый. Что ты хочешь выжить меня отсюда, я понимаю. Но схватить моего сына, чтобы добиться своего, это подло!

- Больно интересно мне знать, что ты обо мне думаешь! - ответил Маттис. - Я хочу знать лишь, когда ты уберешься отсюда!

Борка помолчал. От обиды слова застряли у него в горле. Он долго стоял молча, но под конец сказал:

- Сначала мы должны найти место, где нам разбить лагерь. А это не так просто. Но, если ты вернешь мне сына, я дамтебе слово, что мы уйдем до конца лета.

- Ладно, - ответил Маттис, - тогда я дам тебе слово, что ты получишь своего сына до конца лета.

- Я хочу, чтобы ты отдал его мне сейчас.

- А я хочу сказать, что ты его не получишь, - ответил Маттис, - Кстати, у нас в замке есть тюрьма в подземелье, там крыши для всех хватит, если лето будет дождливое. Так что не печалься.

Ронья тихонечко застонала. До чего жестокий у нее отец. Заставляет Борку убираться немедля, прежде чем он успеет пукнуть спросонок. А не то он засадит Бирка в темницу до конца лета. Ронья знала, что так долго он там не выживет. Он умрет, и у нее не будет больше брата.

251

Любимого отца у нее тоже теперь не будет, и это тоже причиняло ей боль. Ей хотелось наказать Маттиса за это и за то, что она теперь не сможет быть ему дочерью. О, как ей хотелось заставить его страдать так же, как страдала она сама! Как горячо она желала разрушить все его планы, помешать его козням!

И вдруг она догадалась, как это сделать. Как-то давно она в порыве ярости сделала это, а сейчас она была вовсе вне себя. Не раздумывая, она разбежалась и перемахнула через Адский провал. Маттис увидел, как она прыгнула, и издал вопль, похожий на вой смертельно раненного зверя. Такого вопля разбойники еще не слышали, и кровь застыла у них в жилах. И тут они увидели Ронью, свою Ронью рядом с врагом. Ничего хуже и непонятнее нельзя было вообразить.

Разбойники Борки не могли ничего понять. Они уставились на Ронью, словно к ним вдруг спустилась дикая виттра.

Борка тоже растерялся, но быстро пришел в себя. Он понял: теперь все изменилось. Явилась дочь Маттиса, эта дикая виттра, и выручила его из беды. Для чего она поступила столь безрассудно, он понять не мог, но поспешил, хихикая, накинуть ей на шею ремень. Потом он крикнул Маттису:

- На этой стороне у нас тоже есть подземелья. И для твоей дочери найдется крыша над головой, коли лето будет дождливым. Будь спокоен!

Но какой уж там покой для Маттиса! Он стоял, раскачиваясь тяжелым телом, словно подстреленный медведь, чтобы заглушить невыносимые муки.