Рони, дочь разбойника

Ведь в любую минуту мог вынырнуть Пер Лысуха, а ей хотелось избежать его вопросов.

"Я могу поесть и в подземелье, - думала она. - Здесь все равно спокойно не поешь".

Она быстро сунула хлеб в кожаный мешочек и налила козьего молока в деревянную флягу. И, никем не замеченная, исчезла под сводами подземелья. Вскоре она была уже у каменной осыпи.

- Бирк! - закричала она, страшась, что он не придет. Но никто не ответил ей за грудами камней, и она почувствовала такое разочарование, что чуть не заплакала. Подумать только! А если он не пришел? Может быть, он обо всем забыл? А может, раскаялся? Ведь она была из шайки Маттиса, врага Борки. В конце концов, быть может, он не захотел иметь дело с такой, как она.

И вдруг кто-то за ее спиной дернул Роньго за волосы. Она так испугалась, что вскрикнула. И ьадо же было снова подкрасться сюда этому Перу Лысухе! Шныряет тут и мешает ей.

Но это был не Пер Лысуха. Это был Бирк. Он стоял и смеялся, а его зубы блестели в темноте. При свете фонарика она больше ничего разглядеть не могла.

- Я долго ждал тебя, - сказал он.

Ронья почувствовала, как в душе ее затеплилась радость. Подумать только, у нее есть брат, который долго ждал ее!

- Ну а я? - сказала она. - Я ждала с тех самых пор, как избавилась от ниссе-толстогузок.

Потом они некоторое время не могли произнести ни слова, и только молча стояли, несказанно довольные тем, что они наконец вместе.

236

Бирк поднял свою сальную свечу и осветил лицо Роньи.

- У тебя по-прежнему черные глаза, - сказал он. - Ты все такая же, только чуточку побледнела.

И тут Ронья заметила, что Бирк не похож на самого себя, каким она его помнила. Он сильно исхудал, лицо его стало совсем-совсем узким, а глаза большими-пребольшими.

- Что ты с собой сделал? - спросила она.

- Ничего, - ответил Бирк, - но я не так уж много ел все это время. Хотя мне и доставалось еды больше, чем кому-либо другому в крепости Борки.

Ронья не сразу поняла, что он имел в виду.

- Ты хочешь сказать, что у вас нет никакой еды? Что вы не наедаетесь досыта?

- Сытым никто из нас не был давным-давно. Все наши припасы уже кончаются, И если весна наступит не скоро, мы все уберемся отсюда. Точь-в-точь как ты хотела, помнишь? - спросил он и снова засмеялся.

- Но это было тогда, - возразила ему Ронья, - в тот раз у меня не было брата. А сейчас у меня есть один.

Она раскрыла свой кожаный мешочек и дала ему хлеб.

- Ешь, если ты голоден, - сказала она.

Бирк издал какой-то странный звук, похожий на легкий вскрик. И он взял в каждую руку по толстому ломтю хлеба, а потом стал есть. Казалось, Роньи там не было. Он был наедине с хлебом и проглотил его весь, до последнего ломтика. Тогда Ронья протянула ему флягу с молоком, и он жадно поднес ее к губам и пил до тех пор, пока фляга не опустела.

После этого он смущенно посмотрел на Ронью.

- Ты должна была съесть и выпить это сама?

- Дома у меня есть еще, - сказала Ронья. - Я не голодна. И она мысленно увидела пред собой богатейшие запасы в кладовой Лувис: чудесный хлеб, козий сыр и масло из молочной сыворотки, и яйца, а также бочонки с солониной, копченые бараньи окорока, висевшие под потолком, лари с мукой, и крупами, и горохом, кувшины с медом, корзинки с орехами и мешочки, набитые разными травами и листьями, которые Лувис собирала и сушила как приправу к куриной похлебке, которой она иногда всех их кормила. Ал, эта куриная похлебка! Ронья почувствовала, как ей захотелось есть, когда она вспомнила, как вкусна курятина, особенно после солонины и копченостей, которыми разбойники кормились всю зиму напролет.

Но Бирк, видно, голодал по-настоящему, она не понимала почему. И ему пришлось ей объяснить.

- Сейчас мы просто нищие разбойники, понимаешь?! До того, как мы пришли сюда, в Маттисборген, у нас тоже были и козы, и овцы. Теперь у нас остались только лошади, и их мы приютили на зиму у одного крестьянина, далеко за лесом Борки. Спасибо и за это, ведь иначе мы бы их, верно, уже съели. У нас был небольшой

237

запас муки, но теперь и он истощается. Тви, тьфу, ну и зима у нас была!

Ронья чувствовала себя так, словно на ней и на всем Маттисбор-гене лежит вина за то, что Бирку пришлось так тяжко и что он стал теперь такой тощий и изголодавшийся. Но, несмотря ни на что, он мог еще смеяться.

- Нищие разбойники, так оно и есть! Разве ты не чувствуешь, что от меня несет дерьмом и нищетой? ~ ухмыляясь, спросил он.