Рони, дочь разбойника

как можно глубже. Возился он долго, и под конец случилось невероятное чудо. Ронья смогла вытащить ногу, она была свободна!

Но внизу, в яме ниссе-толстогузки страшно разозлились, а их малыш заревел.

- Лазбудила холосенького малютку, и в глазки ему насыпалась земля! Поцему она так, поцему?

Ронья все плакала и не могла остановиться. Бирк протянул ей лыжу.

- Хватит реветь! - сказал он. - А не то тебе никогда не добраться домой!

Ронья глубоко вздохнула. Да, в самом деле, хватит распускать нюни. Она стояла на лыжах, пробуя, сможет ли передвигать ноги.

- Я попытаюсь, - сказала она, - А ты пойдешь со мной?

- Я пойду с тобой, - сказал Бирк.

Ронья прыгнула с разбега и помчалась вниз по круче, а Бирк последовал за ней. Все время, пока она с трудом пробиралась домой на лыжах сквозь снежную круговерть, он шел за ней следом. Ей не раз приходилось оборачиваться, чтобы проверить, там ли он. Она так боялась, что он внезапно исчезнет и оставит ее одну. Но он следовал за ней на расстоянии веревки до тех самых пор, пока они не приблизились к Волчьему ущелью. Здесь им пришлось расстаться. После этого Бирку надо было тайными тропами пробраться в крепость Борки.

229

Падал снег, а они стояли молча, собираясь проститься. Ронья чувствовала, что это ей очень тяжело, и хотела изо всех сил удержать Бирка.

- Послушай, Бирк, - сказала она. - Я хотела бы, чтоб ты был моим братом.

Бирк улыбнулся.

- Я могу стать твоим братом, если так хочешь ты, дочь разбойника!

- Да, я хочу этого, - сказала она. - Но только если ты станешь звать меня - Ронья!

- Ронья, сестра моя, - произнес Бирк. И исчез в снежной круговерти.

-• Ты нынче долго была в лесу, - сказал Маттис, когда Ронья уселась у огня, чтобы согреться. - Хорошо было?

- Очень даже хорошо, ~ ответила Ронья, протянув свои холодные как лед руки к теплу.

15 ту ночь над Маттисборгеном и окрестными лесами падал такой густой снег, что даже Пер Лысуха не мог припомнить ничего подобного, ничего более страшного. Четверо людей Маттиса вышли из замка, надеясь отворить тяжелые крепостные ворота хотя бы настолько, чтобы можно было протиснуться наружу и убрать самые большие сугробы. Пер Лысуха тоже высунул нос за ворота и увидел белый пустынный ландшафт, где все теперь было укрыто и спрятано под снегом. Волчье ущелье было совершенно замуровано. "Через эту теснину, если все будет продолжаться так, как началось, вряд ли пройдешь, пока не начнется весна", - подумал Пер Лысуха.

- Эй ты, Фьосок, - сказал он, - если ты и вправду любишь разгребать снег, у тебя всю зиму будет веселая жизнь.

Предсказания Пера Лысухи большей частью сбывались, не ошибся он и на сей раз. Долгое время снег валил днем и ночью. Разбойники с проклятиями убирали снег. Зато им не надо было стоять на страже, опасаясь прихвостней Борки, возле Волчьего ущелья или Адского провала.

- Правда, Борка глупее поросенка, - сказал однажды Маттис, - но не до того же, чтобы биться с нами, когда снегу намело по самые подмышки.

Маттис тоже был не так глул, чтобы барахтаться в снегу, да и не до Борки ему было сейчас. У него были более важные дела. Впервые в жизни захворала Ронья. На другое утро после дня, проведенного в зимнем лесу, дня, который чуть не стал для нее последним, она про-

230

снулась в страшном ознобе и почувствовала, к своему удивлению, что ей даже не хочется вставать и бежать в лес.

- Что с тобой? - закричал Маттис и кинулся на колени перед ее постелью. - Что ты говоришь? У тебя жар! Уж не захворала ли ты?

Он взял ее за руку и почувствовал, какая она горячая. Увидев, что девочка вся просто горит, он испугался. Никогда прежде он ее такой не видел. Всю свою жизнь она была цветущей и здоровой. А теперь его дочь, которую он безумно любил, тяжко занемогла! Он сразу понял, что ее ждет! Ронью у него отнимут, она умрет, он чувствовал это так отчетливо! У него страшно заболело сердце! И он не понимал, что ему делать со своим горем. Ему хотелось биться головой о стену и, по своему обыкновению, вопить. Но нельзя было пугать несчастного ребенка, это он все же понимал! Поэтому он положил лишь руку на ее пылающий лоб и пробормотал:

- Хорошо, что ты лежишь в тепле, моя Ронья! Так и надо, когда болеешь.

Но Ронья знала своего отца и, несмотря на снедавшую ее лихорадку, попыталась утешить его:

- Не говори глупостей, Маттис! Все это пустяки. Могло быть гораздо хуже.

"Могло бы быть так, что до самой весны пролежала бы я под снежным покровом, в лесу, -