Приключения Эмиля из Лeннеберги
Они отлично понимали, что пока им лучше никому на глаза не показываться.
- Это точно, - подтвердил Готтфрид. - Фейерверк ты увидел.
Они молча лежали и ждали. А ждать им, собственно, было нечего. А может, просто выжидали, пока бургомистр перестанет метаться по саду, словно огромный разъяренный шмель.
Когда полчаса спустя жители Катхульта ехали домой, все шипящие змеи и раскаленные шары давно уже погасли. Только настоящие тихие звезды мерцали в небе. Темной лентой лежала перед ними дорога, по бокам ее чернел лес. Эмиль скакал впереди на своем коне и чувствовал себя по-настоящему счастливым. Он громко пел:
Едем, едем мы домой!
Конь каурый подо мной!
Ты скачи, скачи, мой коник,
Пусть никто нас не догонит!
А папа сидел на переднем сиденье коляски и правил Маркусом и старой Юлан. Он был очень доволен своим сыном. Правда, Эмиль чуть не свел с ума фру Петрель, да, пожалуй, и всех жителей Виммербю своими проказами, но все же каурая кобыла досталась ведь им, а не кому другому! А это было важнее всего.
"Второго такого мальчишки не сыщешь во всем Смоланде, - думал папа Эмиля. - На этот раз не буду его запирать в сарай!" Папа Эмиля был в таком веселом настроении еще и потому, что перед самым отъездом из Виммербю повстречал приятеля, который угостил его кружкой - а может, и двумя - пива. Вообще-то он ненавидел выпивку, не такой он был человек, папа Эмиля, чтоб выпивать, но когда тебя угощают от души - дело другое" Как тут откажешься?
Папа Эмиля бодро пощелкивал кнутом и тоже распевал:
- Я еду, еду, еду в Катхульт... Я еду, я еду...
- Вот это да! К счастью, ярмарка бывает не каждый день, - сказала мама. - Как приятно возвращаться домой!
У нее на коленях спала сестренка Ида. Даже во сне она не выпускала из рук фарфоровую корзиночку с фарфоровыми розочками, на которой было написано: "В память о Виммербю".
Если ты думаешь, что Эмиль, получив лошадь, перестал проказничать, то ошибаешься. Два дня он только и делал что скакал с утра до ночи на Лукасе, но на третий, то есть 3 ноября, он уже взялся за старое. То, что он в тот день натворил... ха-ха-ха, не могу удержаться от смеха, когда вспоминаю про это! Как раз в этот-то день Эмиль... но нет, стоп. Стоп! Ведь я обещала маме Эмиля никогда не рассказывать, что он выкинул 3 ноября, потому что именно после этого случая жители Лённеберги собрали, как ты помнишь, деньги, чтобы отправить его в Америку. Мама Эмиля и вспоминать этот день не хочет, она даже не записала его в синюю тетрадь, так зачем же мне о нем рассказывать? Зато ты можешь узнать, что Эмиль натворил в декабре, незадолго до Нового года.
ПОНЕДЕЛЬНИК, 26 ДЕКАБРЯ, когда Эмиль сделал
большие потравы в Катхульте, а Командирша попала в волчью яму
Декабрь наступает, увы, лишь после пасмурной и дождливой осени. Осень нигде не бывает веселой. И в Катхульте тоже. Дождь лил как из ведра, но все равно Альфред каждый день выводил из хлева быков и перепахивал каменистое поле. А за ним по борозде бежал рысцой Эмиль. Он помогал Альфреду покрикивать на быков, которые были очень медлительны и упрямы и не имели ни малейшей охоты тянуть плуг. К счастью, темнело рано, и тогда Альфред распрягал быков, и они - Альфред, Эмиль и быки - все вместе отправлялись домой. Альфред и Эмиль вваливались на кухню в сапогах, облепленных грязью, и Лина ругала их на чем свет стоит, потому что они пачкали только что вымытый пол.
- Да она просто бешеная! - сказал Альфред. - Тот, кто на ней женится, не будет знать ни минуты покоя.
- И этим несчастным будешь, пожалуй, ты, - заметил Эмиль.
Альфред ответил не сразу - он думал.
- Нет, пожалуй, не я, - сказал он в конце концов. - Страх берет. Но сказать ей это просто духу не хватает.
- Хочешь, я скажу? - спросил Эмиль, он ведь отличался смелостью и мужеством. Но Альфред отказался от его помощи.
- Это надо сказать очень осторожно, - объяснил он, - чтобы она не обиделась.
Альфред долго думал, как бы ему деликатно сказать Лине, что он не хочет на ней жениться, но так и не придумал.
Хутор рано погружался теперь в глубокую темень. Чуть ли не с трех часов дня приходилось зажигать на кухне керосиновую лампу, и каждый занимался тут своим делом.
Мама Эмиля сидела за прялкой - она пряла тонкую белую шерсть на носки Эмилю и Иде. Лина чесала шерсть, и Крюсе-Майя, когда бывала у них на хуторе, тоже. Папа Эмиля чинил башмаки, чтобы не платить денег сапожнику. Альфред был занят не менее важной работой: он штопал носки.
- Страница:
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- 9
- 10
- 11
- 12
- 13
- 14
- 15
- 16
- 17
- 18
- 19
- 20
- 21
- 22
- 23
- 24
- 25
- 26
- 27
- 28
- 29
- 30
- 31
- 32
- 33
- 34
- 35
- 36
- 37
- 38
- 39
- 40
- 41
- 42
- 43
- 44
- 45
- 46
- 47
- 48
- 49
- 50
- 51
- 52
- 53
- 54
- 55
- 56
- 57
- 58
- 59
- 60
- 61
- 62
- 63
- 64
- 65
- 66
- 67
- 68
- 69