Малыш и Карлсон

Так я и напишу: "Лучшее в мире средство против жара".

Малыш еще не съел свой засахаренный орешек. Он лежал у него на ладони, такой заманчивый, аппетитный и восхитительный, что Малышу захотелось сперва им немного полюбоваться. Ведь стоит только положить в рот конфетку, как ее уже нет.

Карлсон тоже смотрел на засахаренный орешек Малыша. Он долго не сводил глаз с этого орешка, потом наклонил голову и сказал:

-- Давай поспорим, что я смогу взять этот орешек так, что ты и не заметишь.

-- Нет, ты не сможешь, если я буду держать его: ладони и все время смотреть на него.

-- Ну, давай поспорим, -- повторил Карлсон.

-- Нет, -- сказал Малыш. -- Я знаю, что выиграю, и тогда ты опять получишь конфету.

Малыш был уверен, что такой способ спора неправильный. Ведь когда он спорил с Боссе или Бетан, награду получал тот, кто выигрывал.

-- Я готов спорить, но только по старому, правильному способу, чтобы конфету получил тот, кто выиграет.

-- Как хочешь, обжора. Значит, мы спорим, что я смогу взять этот орешек с твоей ладошки так, что ты и не заметишь.

-- Идет! -- согласился Малыш.

-- Фокус-покус-фили-покус! -- крикнул Карлсон и схватил засахаренный орешек. -- Фокус-покус-фили -- покус, -- повторил он и сунул орешек себе в рот.

-- Стоп! -- закричал Малыш. -- Я видел, как ты его взял.

-- Что ты говоришь! -- сказал Карлсон и поспешил проглотил орешек. -- Ну, значит, ты опять выиграл. Никогда не видел мальчишки, которому бы так везло в споре.

-- Да... но конфета... -- растерянно пробормотал Малыш. -- Ведь ее должен был получить тот, кто выиграл.

-- Верно, -- согласился Карлсон. -- Но ее уже нет, и я готов спорить, что мне уже не удастся ее вернуть назад.

Малыш промолчал, но подумал, что слова -- никуда не годное средство для выяснения, кто прав, а кто виноват; и он решил сказать об этом маме, как только ее увидит. Он сунул руку в свой пустой карман. Подумать только! -- там лежал еще один засахаренный орех, которого он раньше не заметил. Большой, липкий, прекрасный орех.

-- Спорим, что у меня есть засахаренный орех! Спорим, что я его сейчас съем! -- сказал Малыш и быстро засунул орех себе в рот.

Карлсон сел. Вид у него был печальный.

-- Ты обещал, что будешь мне родной матерью, а занимаешься тем, что набиваешь себе рот сластями. Никогда еще не видел такого прожорливого мальчишки!

Минуту он просидел молча и стал еще печальнее.

-- Во-первых, я не получил пятиэровой монеты за то, что кусается шарф.

-- Ну да. Но ведь тебе не завязывали горло, -- сказал Малыш.

-- Я же не виноват, что у меня нет шарфа! Но если бы нашелся шарф, мне бы наверняка завязали им горло, он бы кусался, и я получил бы пять эре... -- Карлсон умоляюще посмотрел на Малыша, и его глаза наполнились слезами. -- Я должен страдать оттого, что у меня нет шарфа? Ты считаешь, это справедливо?

Нет, Малыш не считал, что это справедливо, и он отдал свою последнюю пятиэровую монетку Карлсону, который живет на крыше.

ПРОДЕЛКИ КАРЛСОНА

-- Ну, а теперь я хочу немного поразвлечься, -- сказал Карлсон минуту спустя. -- Давай побегаем по крышам и там уж сообразим, чем заняться.

Малыш с радостью согласился. Он взял Карлсона за руку, и они вместе вышли на крышу. Начинало смеркаться, и все вокруг выглядело очень красиво: небо было таким синим, каким бывает только весной; дома, как всегда в сумерках, казались какими-то таинственными. Внизу зеленел парк, в котором часто играл Малыш, а от высоких тополей, растущих во дворе, поднимался чудесный, острый запах листвы.

Этот вечер был прямо создан для прогулок по крышам. Из раскрытых окон доносились самые разные звуки и шумы: тихий разговор каких-то людей детский смех и детский плач; звяканье посуды, которую кто-то мыл на кухне; лай собаки; бренчание на пианино. Где-то загрохотал мотоцикл, а когда он промчался и шум затих, донесся цокот копыт и тарахтение телеги.

-- Если бы люди знали, как приятно ходить по крышам, они давно бы перестали ходить по улицам, -- сказал Малыш. -- Как здесь хорошо!

-- Да, и очень опасно, -- подхватил Карлсон, -- потому что легко сорваться вниз. Я тебе покажу несколько мест, где сердце прямо екает от страха.

Дома так тесно прижались друг к другу, что можно было свободно перейти с крыши на крышу. Выступы мансарды, трубы и углы придавали крышам самые причудливые формы.

И правда, гулять здесь было так опасно, что дух захватывало. В одном месте между домами был широкая щель, и Малыш едва не свалился в нее.