Эмиль из Леннеберги

спо- койно ответил Эмиль.

Мама Эмиля стояла у кухонного окна в Каттхульте, поджидая с аукциона мужа и сына. Когда она увидела на дороге величественный караван, глаза у нее полезли на лоб. Впереди - повозка с папой Эмиля и Альфредом, Линой, поросой свиньей и Лоттой-Хромоножкой, которая громко кудахтала, радуясь только что снесенному яйцу. За повозкой одна за другой семь коров и, на- конец, гарцующий на Лукасе Эмиль, который деревянной лопатой поддерживал порядок, следя за тем, чтобы ни одна корова не отбилась от стада.

Мама Эмиля кинулась во двор, за ней выскочила маленькая Ида.

- Семь коров! - закричала мама папе Эмиля. - Кто из нас спятил - ты или я?

- Не мы, а корова, - буркнул папа.

Но ему еще долго пришлось бурчать, прежде чем мама поняла, в чем де- ло.

- Спасибо тебе, Эмиль! Но как ты все-таки мог узнать, что моя лопата на днях треснула надвое, когда я сажала хлебцы в печь?

Потом она ахнула, увидев нос Альфреда, ставший вдвое толще прежнего.

- Где это тебя угораздило? - спросила мама Эмиля.

- На аукционе в Бакхорве, - ответил Альфред. - А в следующую субботу надо ехать в Кнасхульт с такой вот дулей.

Лина, мрачная и раздосадованная, слезла с повозки. Теперь она не кривлялась и не гоготала.

- Что это у тебя такой кислый вид? - спросила мама Эмиля. - Что стряслось?

- Зуб болит, - отрезала Лина.

Торпарь из Кроки то и дело угощал ее леденцами, и от них у нее так разболелся коренной зуб с дуплом, что голова прямо-таки раскалывалась.

Но болит зуб или не болит, надо немедля отправляться на выпас доить хуторских коров, потому что время дойки уже миновало.

Время доить Реллу и других коров с аукциона тоже давно прошло, и они напоминали об этом громким мычанием.

- Я не виноват, что хозяина Бастефаля здесь нет и он не может подоить своих дохлых коров, - сказал Эмиль и уселся доить сам - сперва Реллу, а потом и остальных коров.

И он надоил тридцать литров молока, которое мама поставила в погреб, а потом сварила из этого молока сыр. К радости Эмиля, ему досталась гро- мадная головка вкусного сыра, и он долго им лакомился.

А яйцо, которое Лотта-Хромоножка снесла по дороге домой, Эмиль сразу же сварил и положил на кухонный стол, за которым его папа, насупив бро- ви, ждал ужина.

- Это от Лотты-Хромоножки, - сказал Эмиль.

Потом он налил папе стакан парного молока.

- А это от Реллы, - угощал он.

Папа молча ел и пил, пока мама Эмиля сажала в печь караваи хлеба. Ли- на положила горячую картофелину на больной зуб, и зуб заныл в семь раз сильнее прежнего - все было точь-в-точь как она и ждала.

- Эй, знаю я тебя, - сказала Лина зубу. - Коли ты глуп, то я и подав- но могу быть глупой.

Альфред рассмеялся.

- Торпарь из Кроки сумел-таки подъехать к тебе с леденцами, - сказал он. - Вот теперь и иди за него замуж!

Лина фыркнула:

- Больно надо за этакого-то сморчка! Ему уже пятьдесят лет, а и не только двадцать пять. Потвоему, мне нужен муж в два раза старше меня?

- Ну и что! - сказал Эмиль. - Какая разница?

- Ишь какой, - ответила Лина. - Теперь еще куда ни шло, но поразмыс- ли: когда мне пятьдесят стукнет, а ему сто - вот тогда будет мороки с ним, упаси меня Бог!

- По уму твоему, Лина, ты и счет ведешь, - сказала мама, затворяя печь заслонкой. - Ну что за чудесная лопата! - похвалила она.

Когда папа съел яйцо и выпил молоко, Эмиль сказал:

- Ну а теперь пойду-ка я в столярку!

Папа буркнул, что, мол, на этот раз Эмилю вовсе не обязательно там сидеть, раз все обошлось.

- Нет уж, слово есть слово! - заявил мальчик.

Он молча и чинно отправился в столярную стругать сто двадцать девято- го деревянного старичка.

А Лотта-Хромоножка уже сидела на своем насесте в курятнике; Релла же, вполне довольная, бродила на выпасе вместе с другими хуторскими корова- ми. Тем временем за своими шестью коровами пришел крестьянин из Бастефа- ля. Они с папой долго болтали об аукционе и обо всем, что там случилось, и прошло немало времени, прежде чем папа смог пойти за Эмилем, чтобы вы- пустить его. Но только хозяин Бастефаля отправился в путь, как папа пос- пешно направился к сыну.

Подойдя к столярной, он увидел маленькую Иду - девочка пристроилась на корточках на скамейке под оконцем. В руках она держала бархатную шка- тулочку, украшенную ракушками. Она держала ее так, словно у нее в жизни ничего дороже не было. Собственно, так оно и было. И папа Эмиля буркнул:

-