Девушка Красота
Шмыгнул я на двор к одному священнику и спрятался в уголке. Вечером пошёл священник ворота запирать, велел своей дочери, чтобы она посветила ему, и увидел меня.
— Ну-ка неси палку! — крикнул он. Он выволок меня и принялся избивать.
Дочка сказала ему:
— Не трогай собачку, отец, её глаза похожи на глаза Абраама-аги.
— Как тебе не стыдно, — завопил священник, — сравнивать уважаемого всеми человека с бродячей собакой!
Но дочь его всё-таки уговорила: она была мудрой девушкой и многое знала. Она пробралась в мой дом, выкрала трубку и с помощью заклинания вернула мне человеческий облик.
Потом она снова дала мне трубку и сказала, что с её помощью я смогу отомстить своей жене и превратить её в любое животное, какое пожелаю.
Я взял трубку и вернулся домой. Я очень страдал, но и зол я был тоже очень. Я превратил свою жену в коня и кормлю её кремнём — тем, чем она, неверная, собиралась меня кормить. И вот теперь чем больше кремня она ест, тем быстрее возит меня. Но я уже больше никогда не чувствую себя счастливым.
Царевич Назар поблагодарил его за откровенность и вернулся к Девушке Красоте.
Рассказал он ей всё, что слышал, а она ему ответила:
— Ну скажи: какое счастье узнал Абраам-ага в семейной жизни, что ты хочешь жениться на мне? А вдруг мы будем так же несчастливы? Нет, не пойду я за тебя замуж.
Стал её царевич Назар убеждать и уговаривать. А она ему говорит:
— Ну ладно, пошлю я тебя ещё в одно место. Пойди в город Хайсара. Живёт там Маджрум Ходжа. Когда этот человек поднимается на минарет, чтобы давать азан, он говорит наверху: «Слава Богу, приехали!» А когда спускается вниз, вздыхает тяжело и хватается за голову. Узнаешь причину — выйду за тебя замуж.
А сама при этом подумала: «Ходжа убьёт его, как только он приступит к нему с расспросами».
Уехал Назар. Приехал он к дому Маджрума-аги, попросился к нему в дом, и тот принял его как своего гостя.
Вечером Назар видит, как Маджрум Ходжа направляется к минарету. Поднялся он наверх и сказал:
— Слава Богу, приехали!
А когда он совершил молитву, то, спускаясь, тяжело вздыхал и хватался за голову.
Вечером Маджрум-ага велел накрыть стол, чтобы хорошенько накормить гостя. Сели они за ужин. Только царевич Назар ничего не ест и не пьёт.
— Почему ты не ешь? — спрашивает хозяин. — Кушай, пожалуйста.
Назар говорит:
— У меня к тебе есть просьба. Если обещаешь её выполнить, я смогу есть хлеб в твоём доме, если нет — лучше я прямо сейчас встану и уйду.
— Хорошо, — говорит Ходжа, — выполню твою просьбу. А сам думает: «Ну о чём он меня может просить? Наверное, влюблён в девушку и хочет получить талисман».
После ужина хозяин говорит:
— Ну говори: в чём же заключается твоя просьба? Назар говорит:
— Скажи мне, пожалуйста, отчего ты, когда восходишь на минарет, говоришь: «Слава Богу, приехали!», а сходя вниз, тяжело вздыхаешь и хватаешься за голову?
Маджрум Ходжа побледнел и говорит:
— Если бы ты сразу сказал, в чём твоя просьба, то я не пригласил бы тебя за свой стол, а убил бы тебя, чтобы ты не бередил мои раны. Но я обещал, и слово своё сдержу. Слушай.
… Раньше был у меня прекрасный голос, и люди, когда бы я ни поднимался на минарет давать азан, приходили меня послушать и даже съезжались из разных городов.
Однажды, когда я давал азан, спустились с неба три белые голубки, подхватили меня под руки и прямо с минарета понесли на своих крыльях к царю гури-пери. Царь обратился ко мне:
— Маджрум Ходжа, у тебя такой сладкий голос, что моя младшая дочь влюбилась в тебя и жить без тебя не может. Она хочет выйти за тебя замуж. Возьмёшь ли ты её за себя?
Я сказал:
— Позови её, я хочу на неё посмотреть.
Вошла девушка необычайной красоты.
— Я с радостью женюсь на ней, — ответил я царю.
— У меня три дочери, — сказал царь. — В виде белых голубок принесли они тебя сюда. Но имей ввиду: гури-пери никогда тяжело не вздыхают — это убивает их; они слишком нежны, не то что люди. Стань моим зятем и живи здесь. Но если ты научишь мою дочь тяжело вздыхать, она умрёт от этого.
Мы поженились, жили счастливо четыре года. И родилось у нас двое детей — мальчик и девочка. Но вот однажды вспомнил я свою родину и невольно вырвался у меня тяжкий вздох. Царю гури-пери тут же донесли, что «человекородный» вздохнул.
Вызвал меня к себе царь и говорит:
— Разве я не предупреждал тебя?
— Многие лета здравствовать тебе, царь. Прости меня, я не нарочно. Вспомнил свою родину, и душа моя исполнилась печали.
— Хорошо, — говорит царь. — Я тебя прощаю на первый раз. А чтобы ты не тосковал, я тебя на месяц отпущу на родину. Только никому из людей не должен ты рассказывать, где ты был и что с тобой случилось.